— Ладно, худшего не случилось, скорее, наоборот, — провела кончиком хвоста по полу черту ламия. — Мы захватили киллера и смогли вытащить из неё вообще все сведения, какие можно было. Некоторое время Талику ничего не угрожает, пока исполнителя не хватятся — судя по всему, это примерно полгода. А мы поименно и с адресами знаем если не всю верхушку скверной гильдии, то значительную её часть. Есть с чем работать. Наш муж наверняка что-нибудь, как всегда, придумает! Правда, придется теперь содержать рогатую нахлебницу — слишком ценный Маэлла свидетель, чтобы её в компост отправлять. И рассказала точно далеко не все, что знает — просто не успела бы, даже если хотела.
— Нахлебницу, говоришь? — нехорошо улыбнулась паучиха. — Ну уж нет. Пусть отрабатывает содержание. Будет нас учить своему искусству. За вычетом наркотической накачки, разумеется.
— Чего-о?! — у Шоны округлились глаза и аж челюсть слегка отвисла — вот уж какого она предложения от Ланы не ожидала. — Зачем?! Ты же сама сказала…
— Чтобы победить врага, надо его понять. Взглянуть изнутри, — без улыбки озвучила древнюю военную истину восьминогая лучница-повар. — Кроме того, Мари сейчас деморализована, напугана и считает, что её жизнь кончена. Если дадим ей надежду и цель — из пленного врага-нахлебника она превратится в ценного союзника и наш инструмент!
— …Ты уверена? — после долгой паузы осторожно переспросила свою разошедшуюся подругу Широхэби. — Она ведь остается убийцей даже без своего оружия и алхимии. Держать связанной и убираться в камере определенно будет проще и безопаснее.
— Не уверена, — тихо призналась Безродная. — Но… наш муж поступил бы именно так. И у него бы все получилось. А мы ведь — не зря его жены!
Интерлюдия 9
Павел Георгиевич
Со стороны открытого моря мангровые заросли выглядели ничуть не более приветливо, чем в дельте Великой. Только здесь в деревья, растущие прямо из воды, методично били волны. Сейчас — не такие уж и большие, а вот во время штормов стихия не сдерживалась! Вот только огромные валы и ураганный ветер, превращающие скалы в обкатанную гальку, ничего не могли сделать джунглям. На месте сломанного ствола буквально за считанные дни вырастали два-три новых. А еще…
С палубы под острым углом приближающегося к стене леса триэля до последнего мгновения казалось, что заросли стоят монолитной стеной. А вот и нет: Павел Георгиевич первым смог понять, что джунгли тянут в открытый океан свои выступы, разбивающие ярость стихии словно длинные волноломы. А когда быстроходный тримаран не снижая скорости зашел за одни из таких выступов, оказалось, что дальше расстилаются самые настоящие живые шхеры, далеко не сразу переходящие в сплошное переплетение стволов и лиан. Показалось даже, что если знать как — можно пройти на небольшом судне практически до эльфийских портов вообще не маяча в виду у открытой воды.
— В этом “кармане” в морской воде появляется примесь пресной из Великой, — эльфийский экипаж споро спустил паруса и сразу же завалил мачту. Матросы разобрали весла и филигранно уткнули нос в полосу сплошных зарослей. — Если будешь идти вверх вдоль русла лимана, то рано или поздно выйдешь к тому месту, где ты выбрался из дельты, Следопыт.
“Если, конечно, сможешь его найти”, — так и читалось во взгляде капитана. Однако вслух он свои сомнения выражать не стал. Среди рейнджеров и моряков Запустынья за Павлом Георгиевичем уже успела закрепиться вполне определенная репутация. Феноменальная внимательность, абсолютное отсутствие вкуса к развлечениям, способность ходить по джунглям как у себя дома, неудобоваримое, ничего не значащее имя, которое требовалось каждый раз выговаривать полностью — тем для пересудов за спиной хватало. Но чем дальше, тем меньше в них крутили пальцем у виска и чаще звучало уважительное “Следопыт”.
Против быстро приклеевшегося среди эльфов прозвища Паша не возражал. Он в последнюю очередь хотел кому-то причинить неудобство, заставляя заучить свое имя и отчество, чтобы потом раз за разом выговаривать — но и отказаться от них не мог. Последнее, что связывало его с оставшейся на Земле семьей — это звуки его имени и имени отца. Забыть про них означало предать всех, включая самого себя. Потому он сам никогда не называл себя Следопытом, но если другие так обращались — откликался.
Меж тем борт парусного тримарана готовились покинуть еще двое рейнджеров — стрелок и бистмастер. За время, пока Павел жил на заставе пограничной лесной стражи, он тренировал личный состав для выживание в джунглях. Увы, только двое смогли овладеть этой наукой достаточно, чтобы рискнуть взять их с собой. Летучие мыши повелителя зверей должны были не только послужить курьерами, но и еженощно триангулировать положение группы относительно вставшего в мангровых шхерах тримарана и болтающегося на рейде за горизонтом основного корабля погранцов — эльфийского клипера.