Выбрать главу

– До завтра! – сказала улыбчивая вахтерша, ненадолго отложившая в сторону сканворд и обгрызенную ручку. Саша вежливо кивнула в ответ:

– До свидания.

Китайская роза в здоровенной кадке прощально качнулась в Сашину сторону.

Город пропах осенью. Казалось, даже ветер после дождя гнал запахи сырой земли и сломанных сосновых веток по улицам, окутывал собой визгливую малышню, швыряющуюся друг в друга ранцами на школьном дворе.

Саша молча прошла мимо них. Кажется, она зря сегодня надела легкую куртку, насквозь продуваемую студеным ветром, даже свитер не спасал от холода. В небольшом рюкзаке за спиной тревожно перешептывались школьные тетрадки.

Зазвенел мобильник в кармане, и Саша сморщилась, не удержавшись. Ей обычно никто не звонил. Порой, конечно, писали одноклассники, порой появлялись старые подруги, лица которых Саша позабыла давным-давно, а их сообщения забывались и того быстрее. Звонок – это мать.

Или папа. Лучше бы папа, но…

Саша достала телефон из куртки, глянула на экран. Ветер рванул мобильник из рук, словно хотел уронить его на асфальт и разбить на осколки.

Мать. Конечно же, это мать.

Небо казалось остекленевшим. Саша, присев на одинокую лавку, засмотрелась на облака: те бледными мазками едва скользили перед глазами.

Телефон возмущенно трезвонил в ладони. Выдохнув, Саша все-таки ответила на звонок:

– Да?..

– Физкультура кончилась? – голос тяжестью лег на Сашины плечи.

– И тебе привет, мам…

– Не паясничай. Закончилась?

– Да.

– Ты домой идешь?

– Иду.

– И где уже?

– Мам, я вышла из школы, я на улице, через пять минут буду дома. Как обычно. Неужели обязательно звонить каждый раз, каждый день, а?

Злоба, царапающаяся изнутри острыми коготками, прорвала обычное Сашино молчание.

– Ты закончила? – спросила мать. Саша осеклась. Ей самой было странно, с чего это вдруг она отказалась от «да» и «нет», и сказала то, что давно тянуло внутри. Правда, сказала – это слишком пафосно. Скорее, набормотала в трубку, плотно прижатую к побледневшим губам.

– Да. Да, я закончила.

– Отлично. Если ты все еще не поняла, я твоя мама, и я имею право знать, где ты шляешься после школы. И если тебе что-то не нравится, то извини уж, что я за тебя беспокоюсь, – пауза. Саша поежилась. – Давай быстрее, суп остынет.

– Уже бегу, – ответила Саша и сбросила звонок. Откинулась на лавку, что стояла в дальнем конце липовой аллеи, пару лет назад высаженной у школы. Саша тогда помогала вместе со всеми: где-то слева растет ее маленький клен, который она все еще порой поливала из пластикового ведра.

Они всей школой копали лунки для саженцев, выставленных в ряд у дырявого забора, словно бы на расстрел. Многие деревья зачахли в первую же зиму, и их срубили, оставив лишь худые пеньки, словно детские руки, торчащие из-под земли. Потом выкорчевали и их.

А Сашино дерево распрямилось, налилось молоденькой зеленью. Выжило. И Саша потихоньку жила вместе с ним.

Идти домой не хотелось – сначала мать дотошно исследует дневник, потом приступит к допросу. Она обычно называла это «поговорить по душам». Саше казалось, что душевные разговоры начинаются вовсе не так – тут только лампы с бьющим в глаза светом не хватало, чтобы допрос стал настоящей пыткой. Мать никогда не спрашивала, что у Саши на душе. Не подходила, когда дочь захлебывалась слезами.

Только давила. Приказывала. Манипулировала.

Одни голые факты. С кем ты говорила? Чему учили в школе? Как кормили в столовой? Какие оценки получила?

Определилась, на кого хочешь выучиться? Из города даже и не думай уезжать – мать все равно не отпустит. Потому что…

А почему?

Неважно. Главное, что даже ветер не может замарать облаками едва греющее солнце. На следующей неделе обещают первый снегопад… Саша обожала кислые мандарины и запах хвои, но сейчас ей хотелось подольше понежиться под солнечными лучами.

У ног шуршала сухая листва, и Саша решила собрать букет. Она постоянно таскала домой цветы, и мать, брезгливо сморщив лицо, выговаривала ей за это:

– Натащишь веников полную квартиру, а потом листья по всему полу. Грязь и мусор. И так бардак, а ты все тащишь, тащишь… Лучше бы прибралась хоть немного.

Маленькая Саша, слабая и тихая, в ответ лишь глядела на мать. Исподлобья.

– И везде эти банки с водой, она киснет, гниет, я убираю, а ты снова и снова, снова и…

Саша молчала.

С годами мать поняла, что Саша все равно не сдастся и будет таскать ободранные с клумб бархатцы, березовые ветки с клейкими листочками, сухоцветы, густо припорошенные снегом, или кирпично-красные рябиновые листья. Это был ее цветочный протест – единственный протест, на который Саша способна. Она старалась сама выбрасывать увядшие букеты до того момента, когда мама взорвется криком.