– Говори, – Саша, придерживаясь за стену, нетвердо поднялась на ноги. Сзади к ней шагнул Егор, невесомо поддержал под локоть, но она этого даже не заметила. – Говори, говори. Можешь врезать мне еще раз, ну, чего стоишь-то…
И в Жене вдруг будто лампочка перегорела. Она вырвалась из Юриных рук, метнула взгляд и процедила сквозь зубы:
– Какая же ты тупая, боже… Я бы тебе башку пр-роломила. Но я не бью слабых.
– И с чего же это я слабая? – Саша чуть шагнула вперед. Женины кулаки сжимались и разжимались, костяшки то белели, то наливались кровью – почему-то именно эти костяшки, едва различимые в полумраке, крепко отпечатались в Сашиной памяти.
– Потому что ты ничтожество. Только и можешь, что молчать и косячить. Ты слабая, безвольная дур-ра, котор-рая сгниет в этой пр-реисподней, потому что…
– Хватит! – Костя вырос перед ними, выставил ладони в стороны. – Нам идти а надо, а вы…
– Ну, почему же! Пускай она бьет, раз такая сильная и смелая, а не просто языком мелет, – выплюнула Саша в отчаянии. Вид запертой комнаты лишил ее молчаливого смирения.
– Да пошла ты! – Женя ринулась вперед, и если бы не Костя с подоспевшим на помощь Егором, Саша наверняка сцепились бы с ней на полу в безобразной драке. Юра молчаливо наблюдал за потасовкой, его усталое лицо ничего не выражало.
Но в тот миг, когда рвущаяся Женя шипела и клятвенно обещала разбить Сашину морду, та поняла вдруг, что…
Что Женино лицо очень похоже на ее собственное.
Она нечасто видела свое лицо таким – только в минуты крайнего отчаяния, разрушительной злобы, что будет гнить изнутри, если не дать ей выйти наружу. Помнится, мама даже водила Сашу к психологу, потому что вспышки Сашиной агрессии заражали всех вокруг, сбивали с ног приливной волной и волочили по каменистому дну…
– Саш, – Юра крепко стиснул ее плечи, встряхнул и наконец-то поймал затравленный взгляд. – Успокойся.
Костя вкрадчиво объяснял что-то Жене, но Саша ни слова не могла разобрать. Женино лицо наливалось кровью, темнело, по нему ходили желваки, но кулаки к тому моменту уже разжались.
Хороший знак.
– Посмотри на меня, – повторил Юра. Саша послушалась. – Что ты там увидела?..
– Загляни в комнату и сам…
– Нет. Что ты, – пауза, – там увидела?
– Я не могу, – одними губами пробормотала Саша, испытывая жгучее желание прижаться к нему, теплому и крепкому, обвить руками и застыть, спрятавшись от всего вокруг. По телу прошла судорога. – Там дети, господи… Мертвые дети.
Лицо Юры скривилось и отяжелело: казалось, он с трудом справился с чем-то, что грозило проступить в его чертах.
– Егор, – хрипло позвал он. – Помоги Саше. Я проверю.
Сашу усадили у стены, а взбешенная Женя, понимая, что подраться ей никто не даст, накинулась на Милу. Куртка на маленькой Валюшке оказалась расстегнута, и Женя, присев перед девочкой, завозилась с ее пуговицами, бормоча себе под нос такие слова, от которых даже Мила порозовела и принялась оправдываться:
– А смысл крепко застегивать? Все равно все насквозь мокрые…
Саша следила за Юрой. Коридор резкими чертами ударил по ее глазам: на стенах сливаются блики от фонариков, под потолком раскачивается лампочка на облезлом шнуре. С низких стен ощеривается слезающая кусками краска. Юра шагает медленно, будто оттягивает, будто не верит Саше, но все же немного опасается того, что притаилось за дверью.
Луч его фонаря бьет в комнату, и Саша прикрывает глаза здоровой рукой. Кажется, что эти мертвые дети сейчас вцепятся в Юру и утащат его внутрь, а бродяги заорут и бросятся по сторонам, как тараканы, и если хотя бы еще раз в жизни Саша столкнется с Женей, то та попросту вскроет ей горло, приговаривая:
– А я говор-рила, что ты всех погубишь, слабая, слабая, слабая…
Пока Юра светом фонаря обшаривает каждый закоулок, щеки его бледнеют, и Саша смотрит на это из-под полуприкрытых век. Сердце стучит так сильно, что кажется, будто это чьи-то шаги: вот-вот оно выйдет из-за угла, скрюченное и черное, изломанное, и Саша закричит, захлебываясь криком…
– Боже, – выдыхает Юра. – Сашка, ты и правда дура. Иди сюда.
Саша молчит. Она самой себе напоминает безжизненную куклу, марионетку с отрезанными нитями, она почти мертвая изнутри, и они скоро догадаются, что ее больше нет, оставят в пыльных коридорах…
Любопытная Мила заглядывает в проем, и лицо ее искажается, но это не похоже на смертельный ужас. Скорее на брезгливость.
– Иди сюда! – приказывает Юра и резко поднимает Сашу с пола. Она шагает за ним, ослабевшая, на ватных ногах, заглядывает в комнату, пока он светит фонарем. И сразу же отшатывается прочь.