Я хотел понять, какая ты на самом деле, изучил вдоль и поперек твои соцсети — записи, посты, видео, аудио, группы, друзья, подписки, сообщества, но мне этого было мало. Стал искать, сколько стоит «пробив» человека, как следить по телефону, как установить шпионские программы, однако ничем не воспользовался — к счастью, я пока не стал сумасшедшим фанатиком; но я все равно проверял каждое утро и каждый вечер WhatsApp, чтобы знать, во сколько ты засыпаешь и просыпаешься. Не спрашивай, не знаю, зачем. Всякий раз видя, что ты онлайн, чувствовал, что мы связаны. Пару раз чуть не написал банальное: «Почему не спишь?», вовремя остановился.
Я поселил твой образ в голове: ты словно раздвоилась как оригинал и его зеркальное отражение, которое, вдруг став отдельной личностью, подчинило себе мои мысли, заодно исказив понимание случайно запавшей в память в Николин день строки «не ведает твоя шуйца, что творит правая десница», попутно вселяя надежду формулой «Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно». Поначалу разговоры были похожи на репетиции: если мне не нравились твои ответы, я просто заставлял сцену повторяться снова и снова, пока она не будет сыграна в точности по задумке режиссера, но потом ты стала жить своей, независимой жизнью, отказываясь подчиняться готовому сценарию. Ты ходила по комнатам, чувствуя себя хозяйкой, переставляла вещи, роняла, гремела, шуршала — сопровождала свои передвижения потоком звуков: так правдоподобие обращается в подлинность, и все чаще возникает мысль, что ежедневно на работе сталкиваюсь с твоим клоном, а оригинал надежно заперт у меня в голове.
Я спешил домой рассказать тебе, как прошел день, как прошли все дни до тебя, не мог сдержаться, не мог удержать всю эту запрятанную непомерную боль в себе. Первая слеза неторопливо слезала с моей щеки, ее последователи догоняли друг друга все быстрее и быстрее — перестал их ловить. Женщины любят честность — выпотрошил себя перед тобой. Безопасные разговоры. Откройся. Доверься. Простое правило — не забегай за красные флажки. Но мне все равно не хватало реализма — не доставало прикосновений, поцелуев, запахов, касаний — всего того, что делает наше существование полным. Как мне быть? Я ходил, словно опутанный этими мыслями, не мог выбраться из их паутины, не мог сосредоточиться на делах, но выход нашелся неожиданно: случайно в отделе кадров подсмотрел твой адрес в личном деле — папки лежали в пустом кабинете стопкой, твоя вторая сверху — что это, если не знак?
Новые дома, все похожи один на другой, размноженные, бесконечные повторения, путающие меня, заманивающие в тупики искусственного лабиринта, но я не поддаюсь, я в предвкушении, и этот район (от слова «рай» же? верно?) наполняется вожделенным очарованием. Нашел твой дом, подъезд, проворно скользнул в него вслед за зазевавшимся мальчишкой, первый этаж, второй, а вот и твоя квартира — значит окна во двор. Узнал все, что надо — время уходить — нелепо будет столкнуться здесь с тобой.
Я стоял под окнами и смотрел наверх. Всего второй этаж: нас разделяет несколько метров и стекло — хрупкая граница. Несколько дней я бродил у твоего дома, не представляя, что я жду от этих прогулок. На последнюю я взял с собой камеру на всякий случай. Общий балкон дома напротив отлично подошел для наблюдения — благословен человек, придумавший зум. Я всматривался в закулисье — небрежно задернутые шторы дозволили взглянуть на приватную жизнь. Я тебя вижу, я в тебя верю, я тебе верю.
Слишком узкие щели, мелькание и мельтешение раздражали чрезвычайно, но моя фантазия была напитана сочными впечатлениями. Я приходил каждый день за новой дозой эмоций, пока не увидел, как чьи-то крупные руки обхватили тебя за талию. И в тот же миг будто бы те же громадные щупальцы стиснули мою шею и перекрыли кислород. Безумный фокусник сквозь межреберные промежутки вытянул все, до чего дотянулась проворная хищная рука, оставив лишь желудок с подступающей к горлу тошнотой. Мне нужен был воздух, и я как можно шире открывал рот, пытаясь откусить от загустевшего и уплотнившегося пространства, но мое тело отказывалось впускать постороннюю субстанцию — внутри было место только для распирающей меня пустоты.