Семья
Чуешь - слышишь
Откель - откуда
Дивчина - девушка
Парубок - юноша, парень
Хлопец - парень
Кажу - говорю
Гроши - деньги
Наймиты - общее название разорившихся крестьян и посадских, беглых холопов и прочее, нанимавшихся на работы и находившихся в личной зависимости от нанимателя
Бричка - телега
Вечорныци - вечорки. Вечера, когда молодежь собиралась
Тын - забор
Пригорнуть - обнять, крепко прижать к себе
Красуня - красавица
Надысь - недавно
Весилля - свадьба
Нема - нет
Батько - отец
Ставок - пруд
Хиба - разве
Мавки - русалки
Чоловик - мужчина (муж)
***
- Ой, сынку, ехал бы ты отседова!
- Чего так, дедушка? - я усмехнулся. Деревенский южный говор был непривычным и почему-то меня веселил.
- Место дурное, гиблое, - затряс головой старик. Что-то его определенно пугало, но только я в суеверную чушь никогда не верил.
- Не знаю, мне здесь нравится. Красиво.
Я улыбнулся и с наслаждением потянулся до хруста в суставах.
- Сынку, ты чуешь, нет? Ехай, говорю, отседова, дурья башка! Тут пропасть можно за здорово живешь.
- Как пропасть? - опешил я.
- Тьфу ты! Ну, слухай. Мне про то еще мой дед сказывал, а уж откель он проведал - не знаю.
***
Жизнь всегда «подкидывает» подсказки, другое дело, что очень редко люди на это обращают внимание. Птица, залетевшая в дом, упавшая на голову сосулька, дурной сон. Одни называет их приметами, другие - знаками, но подавляющее большинство попросту игнорирует.
***
Деревня Добронравовка ничем не выделялась на фоне других. Покосившиеся избы соседствовали с добротными домами, тощие бездомные кошки дрались с раскормленными хозяйскими котами, девчонки лепили куличики из грязи, пацанята играли в лапту и салки. Жизнь шла своим чередом. Люди женились, ругались, ссорились и умирали. Одно поколение сменяло другое. Все, как водится. И песни пели, и слезы лили.
Вот и Ксанка, тоненькая, что твоя тростинка, слезами сейчас умывалась.
- Да что же ты, душа моя, воду льешь? - приговаривал Гришка и крепко прижимал дивчину к себе.
- Гришенька, голубь мой, не оставляй! Кажу тебе, сон дурной привиделся, - причитала Ксанка.
- Да где мы грошей добудем, как от работы откажусь? - в сердцах вскричал парубок. - Не, должон я пойти к панычу в наймиты. Зато, как уж вернусь, свадьбу справим, хозяйством обзаведемся. Пущай скромно, а заживем не хуже других. А на сон ты наплюй! Чуешь?
Ксанка вздрогнула, хотела возразить, да передумала. Так и отпустила Гриця с тяжелым сердцем. Всей душой беду предчувствовала, но кому о том сказывать? Только бы милый живым вернулся. Уж сколько люди про злобных панов сказывали. Нешто и их хаты беда коснется?
Тяжело батрачил Гришка. Эх, тогда всем не просто приходилось. Да и было ему ради кого стараться. Бывало, какой человече посмеется, глядя, как парубок к сердцу ленту алую прижимает. Другие на насмешника «цыкнут»: знают, пуще жизни Гриць Ксанку свою любит, вот и бережет ее ленту, словно зеницу ока. Исхудал парень, но слово сдержал, живым воротился. Не привезли на бричке тело бездыханное. Повезло.
Лето сменило весну, а за ним - осень пожаловала, когда закончился срок Гришкиного контракта. Идет парень к родной хате, солнцу радуется. Кроме дивчины ждать его некому: сироты они с Ксанкой. Вот и прислонились друг к дружке, как травинка к дереву. Вон и тетка Матрона по воду с коромыслом идет.
- Доброго здоровьечка, теть Матрона!
Чего это с ней? Словно молодуха, назад к дому побежала. Даже коромысло с ведрами бросила. Чудная баба, ей богу! Ей же ей, добро на белом свете жить! И затянул хлопец песню про Гриця, которому на вечорныци ходить не советовали (речь идет о песне «Ой не ходи Грицю»). Вот и тын виднеется, а возле него Ксанка. Стоит, улыбается. Ух, еще краше его ненаглядная стала.
- Что, краса моя, чай заждалась? - издали прокричал Гришка.
- Заждалась, Грицю! - спокойно ответила дивчина. Даже шаг в сторону своего голубя сизокрылого не сделала.
- Ну, так вот он я, че ж не встречаешь? - хлопец даже обиделся немного. Не на такой прием он надеялся. Да ничего, главное, воротился, а Ксанка... Ксанка «оттает».
Подошел ближе, сам к сердцу пригорнул.
- А что же ты холодная такая, серденько мое?
- Так согревать, Гришенька, некому было.
- Теперь уж позади то.
- Да уж, все позади, - усмехнулась Ксанка.
Так и зажили парубок с дивчиной, словно бы и не уходил он. Днем занимался Гриць нехитрым хозяйством. А что там у него? Кур да корову купил, огород небольшой имеется (пока хозяин не вернулся, за ним Ксанка присматривала). Только вот красуня его сильно изменилась: до утренней зорьки борщ, кашу сготовит да и пропадет на целый день, вечером только прибегает. Соседи тоже, словно обиделись на что. Раньше общались постоянно, сейчас же нехотя здороваются, в очи не глядят. А молодежь куда подевалась, вовсе не понятно. Почитай каждый день в хатах вой стоит. Не старые еще люди мрут, хлеще курчат хилых. Что делать, тяжело бедным селянам живется. Всем миром раньше в Добронравовке весилля справляли и усопших поминали, а теперь Гриця из горе-хат выталкивали, на порог не пускали. Да кто осудит, если горе у человека? Ну, да ничего, перемелется все - мука будет. Надысь с «голубкой» своей про весилля заговорил, она только посмеялась. Нешто боится, что бесприданницей берет? Так уж сто раз говорено: не нужен Грицю скарб Ксанкин.