Голос принадлежит Лорелее Эндрюс.
В дверь кабинки осторожно стучат. И снова голос Лорелеи, но уже мягче:
— Эй, ты там как?
— Нормально, — помолчав, отвечает Клара.
— Клара? Это ты?
Лорелея и ее подружка хихикают.
Клара ждет, когда они уйдут, потом смывает рвоту. Выйдя в коридор, она видит Роуэна — тот прислонился к выложенной плиткой стене. Она рада его видеть, он единственный, с кем она сейчас в состоянии говорить.
— Я видел, как ты бежала по коридору. Ты в порядке?
Клара кивает.
Как раз в этот момент проходящий мимо Тоби Фелт тычет Роуэна теннисной ракеткой в спину.
— Тупило, я понимаю, что тебе хочется присунуть, но она твоя сестра. Это ж извращение.
Роуэну нечего сказать — во всяком случае, у него не хватает смелости сказать что-либо вслух.
— Он такой дебил, — обессиленно говорит Клара. — Не понимаю, что Ева в нем нашла.
Клара видит, что ее слова расстроили брата, и ей хочется откусить себе язык.
— Ты вроде говорила, что он ей не нравится, — еле слышно произносит он.
— Ну, мне так казалось. Я думала, как человеку с нормально работающими мозгами он ей нравиться не может, но, боюсь, я ошибалась.
Роуэн изо всех сил пытается изобразить равнодушие.
— Мне вообще-то все равно. Ей может кто угодно нравиться. На то у нас и демократия.
Звонит звонок, и они вместе идут на последний урок.
— Постарайся ее забыть, — советует Клара. — Если хочешь, я перестану с ней дружить.
Роуэн вздыхает:
— Не глупи. Я лишь слегка ею интересовался. Ничего такого.
Сзади к ним бесшумно подкрадывается Ева.
— Что — ничего такого?
— Ничего, — отвечает Клара, зная, что брат от смущения промолчит.
— Ничего такого ничего. Весьма нигилистская идея.
— Мы из семьи нигилистов, — говорит Клара.
Разумеется, если вы воздерживались всю свою жизнь, вы, по сути, и не знаете, чего лишились.
Но жажда, лежащая в основе вашей сущности, все равно остается глубоко внутри и никуда не исчезает.
Зеленый салат с маринованным цыпленком и заправкой с чили и лаймом по-тайски
— Красивые бусы, — вынужден сказать Питер, поймав себя на том, что слишком долго смотрит на шею Лорны.
К счастью, она дотрагивается до простых белых бусин с признательной улыбкой.
— Ой, Марк купил мне их сто лет назад. На рынке в Сент-Люсии. Мы ездили туда в свадебное путешествие.
Марк выглядит удивленным, он, похоже, только сейчас замечает, что на жене вообще есть какие-то бусы.
— Правда? Что-то не припомню.
Лорна, похоже, обиделась.
— Да, — мрачно отвечает она. — Правда.
Питер пытается переключиться на что-нибудь другое. Он смотрит на жену, которая снимает пленку с принесенного Лорной салата, потом на Марка, потягивающего «Совиньон Блан» с таким подозрением, что можно подумать, будто он вырос на винограднике в долине Луары.
— Так что, Тоби пошел на вечеринку? — спрашивает Хелен. — Клара пошла, хотя и неважно себя чувствует.
Питер вспоминает, что с час назад Клара подходила к нему, когда он проверял электронную почту. Она спросила, можно ли ей пойти, и он рассеянно сказал «да», даже не вникнув, о чем речь, а потом, когда он спустился вниз, Хелен, которая готовила свинину в горшочке, посмотрела на него с презрением, но промолчала. Наверное, она рассердилась. И наверное, она права. Может, ему не стоило отпускать дочь, но он же не Хелен. Он не может все время быть начеку.
— Понятия не имею, — отвечает Марк. Он поворачивается к Лорне. — Пошел?
Лорна кивает, ей, видимо, неловко говорить о пасынке.
— Да, думаю, да, впрочем, он нам не отчитывается о своих планах. — И она переключается на свой салат, который Хелен только что разложила по тарелкам. — Вот и он. Зеленый салат с маринованным цыпленком и заправкой с чили и лаймом по-тайски.
Этот перечень не вызвал у Питера никакого беспокойства. К тому же Хелен уже попробовала, так что он уверен — все в порядке.
Он нанизывает на вилку курицу и кресс-салат с соусом, кладет в рот и немедленно начинает кашлять.
— О боже, — вырывается у него.
Хелен в курсе, но не успела его предупредить. Ей как-то удалось сдержать реакцию, и теперь она осторожно полощет рот белым вином, чтобы избавиться от злосчастного привкуса.
Лорна всполошилась:
— Что-то не так? Слишком остро?
Запах он не учуял. Наверное, затерялся среди чили и всего остального, но омерзительный резкий вкус слишком силен, он даже не достиг гортани, только языка, и уже вызвал удушье. Питер встает, прижимая руку ко рту, и отворачивается.