Сверху, из комнаты Роуэна, доносится музыка, трагический стон гитарных струн; последний раз эту песню Питер с Хелен слышали давным-давно — в Лондоне, на первом свидании. Хелен едва разбирает слова: «Я хочу утонуть в потоке твоей сладкой красной крови» — и невольно улыбается, вспоминая, как весело им было в ту ночь.
— Знаешь, а я хотела тебя навестить, — соблазнительно мурлыкает Лорна, обращаясь к Питеру.
— Да? — удивляется Питер.
Лорна не сводит с него глаз.
— Я имею в виду, как профессионала. Записаться на прием по одному вопросу.
— Записаться к старомодному терапевту? — отвечает Питер. — Не слишком ли банально для специалиста по рефлексологии?
— Ну, надо же обо всем позаботиться.
— Да, думаю, ты…
Не успевает Питер договорить, как снова звонит телефон.
— Опять? — Хелен отодвигает стул и выходит из комнаты.
В коридоре ее взгляд падает на небольшие часы, стоящие рядом с телефоном. Без пяти одиннадцать.
Хелен подходит к телефону и слышит дыхание дочери в трубке. Как будто она только что бежала.
— Клара?
Голос дочери раздается не сразу. Поначалу девочке не удается выговаривать слова целиком, словно ей приходится заново учиться говорить.
— Клара? Что случилось?
Наконец речь Клары звучит внятно, и Хелен понимает, что ее мир рухнул.
— Это все из-за крови. Я не могла остановиться. Это все кровь, кровь…
Тихо
Роуэн весь вечер просидел у себя в комнате, он трудится над стихотворением о Еве, но ничего не выходит.
Вдруг он замечает, что в доме как-то тихо. Не слышно вежливых, натянутых голосов родителей и гостей. Зато до его ушей доносится нечто другое.
На улице заводится мотор. Роуэн отодвигает занавеску и смотрит в окно как раз вовремя — автомобиль быстро выезжает со двора и мчится прочь по Орчард-лейн.
Странно.
Его родители никогда так быстро не водят, так что у него мелькает мысль, не украли ли у них машину. Он надевает майку, которую недавно снял, чтобы сделать пару натужных отжиманий, и бежит вниз.
Бела Лугоши
Хелен выезжает из деревни, и в темноте по окнам машины хлещут ветви деревьев. Она предпочла сесть за руль сама, так как понимала, что Питер, узнав обо всем, потеряет контроль над собой. Но, даже усадив его на пассажирское место, она все равно решила повременить с новостями до тех пор, пока деревня не останется позади. Ей казалось, что вдали от домов и улиц их новой жизни сделать это будет проще. И вот она сообщила ему, что случилось неизбежное. Теперь Питер кричит на нее, а она пытается сосредоточиться на пустой дороге.
— Черт дери, Хелен, — возмущается он. — Она знает?
— Нет.
— Так что же, по ее мнению, произошло?
Хелен набирает полные легкие воздуха и старается описать ситуацию как можно точнее.
— Парень приставал к ней, и она на него напала. Укусила. Она все говорила о крови. О ее вкусе. Толком ничего было не разобрать.
— Но она не сказала…
— Нет.
Питер смотрит на Хелен и произносит те слова, которых она ожидала. И с которыми ей придется согласиться.
— Надо сказать ей. Им обоим. Они должны знать.
— Я понимаю.
Питер качает головой, Хелен старается игнорировать его яростный взгляд. Она продолжает внимательно следить за дорогой, надеясь не пропустить нужный поворот. Но Питер кричит ей прямо на ухо, и его голос она отключить не может.
— Семнадцать лет! Через семнадцать лет до тебя доходит, что надо было им сказать. Отлично. Просто отлично.
Питер достает из кармана мобильник и набирает номер. Он делает резкий вдох, собираясь заговорить, но потом осекается. Автоответчик.
— Это я, — говорит он, наконец решившись оставить сообщение. — Понимаю, мы давно не общались. — Нет. Не может быть. — Но похоже, ты нам нужен. У Клары неприятности, и сами мы никак не справимся. — Да. Он звонит своему брату. — Пожалуйста, позвони, как только…
Хелен отводит взгляд от дороги, снимает руку с руля и выхватывает телефон. Машина чудом не врезается в деревья.
— Какого черта? — Хелен сбрасывает вызов. — Ты обещал, что никогда не будешь ему звонить.
— Кому?
— Ты же звонил Уиллу.
— Хелен, парень мертв. Нам уже не под силу разбираться с такими вещами.
— Я взяла лопату, — отвечает она, понимая, насколько смешно это звучит. — Обойдемся без твоего брата.
Несколько секунд они молчат. Доезжают до поворота, сворачивают, едут дальше.
Уилл! Он позвонил Уиллу!
Она-то знает, что, по мнению Питера, он поступает абсолютно разумно. В этом весь ужас. Дорога сужается, деревья подступают ближе, они нависают над машиной, точно пьяные гости в причудливых шляпах на безумной свадьбе.
Или на похоронах.
— Он может унести тело по воздуху, — произносит Питер через некоторое время. — Он может быть здесь через десять минут. Он может решить проблему.
Хелен стискивает руль в новом приступе отчаяния.
— Ты же обещал, — напоминает она мужу.
— Знаю, что обещал, — кивает Питер. — Мы давали много обещаний. Но это было до того, как наша дочь пошла на вечеринку на каком-то проклятом поле, превратилась в Белу Лугоши и съела пацана. Я вообще не понимаю, как ты ее отпустила.
— Она спрашивала разрешения у тебя, а ты не слушал.
Питер возвращается к больной теме:
— Он еще практикует. В Манчестере. Он писал мне на прошлое Рождество по электронке.
— Писал? — Хелен вздрагивает. — Ты мне не говорил.
— Угадай почему.
Хелен сбавляет скорость. Клара, мягко говоря, не очень четко объяснила, где она.
— Она может быть тут где угодно.
Питер показывает в окно:
— Смотри.
На одном из полей Хелен видит костер и различает вдалеке фигуры. Клара должна быть рядом. Хелен молится про себя, чтобы никто из ребят не пошел искать Клару или того парня.
— Если не хочешь, чтобы я впутывал в дело брата, я сделаю это сам, — говорит Питер. — Унесу отсюда труп.
— Не смеши, — отмахивается Хелен. — Да ты и не смог бы. Уже не смог бы. Прошло семнадцать лет.
— Смог бы, если бы выпил крови. Много мне не надо.
Хелен смотрит на мужа, не веря своим ушам.
— Я забочусь о Кларе, — оправдывается он, глядя на обочину. — Ты должна помнить, каково это. Что в таких случаях бывает. Ее не тюрьма ждет. Они ее…
— Нет, — твердо говорит Хелен. — Нет. Мы сами разберемся с телом. Похороним его. Отвезем в торфяник и похороним. По-человечески.
— По-человечески! — У Питера вырывается горький смешок. — Боже ты мой!
— Питер, мы должны быть сильными. Если ты глотнешь крови, все покатится к чертям.
— Ну ладно, ладно. Ты права, — подумав, соглашается он. — Но сначала я хочу кое-что узнать.
— Что? — спрашивает она. Даже такой ночью — особенно такой ночью — Хелен невольно пугается подобного заявления.
— Я хочу знать… любишь ли ты меня.
Вопрос, столь неуместный в критических обстоятельствах, ошеломляет Хелен.
— Питер, сейчас не…
— Хелен, мне надо знать.
Она не может ответить. Странно. О чем-то врать просто, о чем-то — сложно.
— Питер, сегодня я не намерена ублажать твой эгоизм.
Муж кивает и делает глубокий вдох, пропуская ее слова через себя, — свой ответ он получил. И тут Хелен замечает впереди что-то, точнее, кого-то, сидящего в кустах.
— Это она.
Клара выходит на обочину, и действительность обрушивается на них. Чистая одежда, в которой дочь уходила из дому, теперь пропитана кровью. Свитер и вельветовый пиджак блестят от крови, лицо и очки перемазаны. Она закрывает глаза от яркого света фар.
— О господи, Клара.
— Хелен, фары. Ты ее ослепишь.
Хелен выключает фары и подъезжает к дочери, которая стоит на месте, медленно опуская руку. Через секунду Хелен вылезает из машины и бросает взгляд на темное поле, но тела не видит. Похолодало. Дует свежий ветер, прилетевший без преград через море и болота. Он развевает волосы Клары, и лицо ее кажется открытым и беззащитным, как у младенца.
«Я ее погубила, — думает Хелен. Застывшие черты дочери пугают ее больше, чем кровь на щеках. — Я погубила всю нашу семью».