— Ты хочешь подвергнуть мою семью опасности? Нет. Ни в коем случае.
Уилл выходит из фургона. Сощурившись, он наблюдает за птицами, в страхе улетающими с соседнего дерева, и за Хелен, которая с не меньшим беспокойством куда-то смотрит. Проследив за ее взглядом, Уилл видит старушку с палочкой.
— Ого, тут нужен мощный защитный крем. — Он часто моргает от слепящего солнца.
Хелен поворачивается к Уиллу — тот до сих пор держит нож.
— Что ты делаешь?
Старушка доходит до них.
— Здравствуй, дорогая.
— Доброе утро, миссис Томас.
Миссис Томас улыбается Уиллу, который спокойно поднимает руку с ножом и машет ей. Он тоже улыбается и вежливо склоняет голову:
— Миссис Томас.
Ему нравится нервировать Хелен, и у него это отлично получается — она онемела от ужаса. Но миссис Томас ножа, похоже, не замечает или просто не видит в нем ничего предосудительного.
— Здравствуйте, — дружелюбно хрипит она в ответ и бодро ковыляет дальше.
Хелен обжигает Уилла негодующим взглядом, и он решает подразнить ее еще, притворившись, будто только что вспомнил про нож.
— Ой.
Он небрежно бросает нож обратно в фургон. Кожа лица у него уже начинает зудеть от солнца. Внимание Хелен переключается на соседний дом, откуда выходит Марк Фелт с ведром и губкой — собрался, видимо, мыть машину. Его явно беспокоит зловещего вида персонаж, с которым разговаривает Хелен. Уиллу становится смешно.
— Хелен, ты в порядке?
— Да, Марк, все хорошо, спасибо.
И Марк начинает натирать крышу своего дорогого автомобиля губкой, бросая несколько подозрительные взгляды на Хелен.
— А Клара как? — хмуро спрашивает он.
По окнам машины стекает мыльная пена.
«Что они сказали соседям?» — гадает Уилл. Уж слишком заметно Хелен нервничает.
— С ней все в порядке, — отвечает она. — Уже все хорошо. Подростки, сам понимаешь.
Забавно: до Хелен наконец доходит, что ей следовало бы представить Уилла, но она не может заставить себя сделать это. Он с интересом наблюдает за ее попытками обмануть соседа — подобное любопытство вызывает перевод хорошо знакомой книги на иностранный язык.
— Хорошо, — говорит Марк, хотя по его виду ясно, что его не очень-то убедили слова Хелен. — Рад, что все уладилось. А во сколько Питер вернется с работы?
Хелен пожимает плечами, явно желая поскорее закончить разговор.
— По субботам бывает по-всякому. Около пяти. В четыре, в пять…
— Ага.
Хелен кивает и улыбается, но Марк продолжает свою мысль:
— Думал вот принести и показать ему проекты. Хотя, может, лучше отложить до завтра. У меня сегодня еще гольф.
— Конечно, — говорит Хелен.
Уилл старательно прячет ухмылку.
— Давай продолжим в доме, — шепчет она.
Уилл кивает и идет за ней к двери.
— Чересчур прямолинейно, ну да ладно. Ты меня соблазнила.
Париж
Через минуту он уже удобно устроился на диване в элегантной гостиной. Хелен стоит к нему спиной, смотрит из окна на патио и сад. Она все еще не утратила своей естественной красоты, несмотря на то что избрала унылый путь смертных. Но будь она даже старой и сморщенной, как грецкий орех, его все равно бы к ней тянуло.
У Уилла такое ощущение, будто перед ним русская матрешка. Эта нервная провинциалка — лишь внешняя оболочка, а под ней прячутся другие, лучшие Хелен. Он точно знает. В том числе Хелен, с которой они когда-то летали над морем, переплетя окровавленные пальцы. Он нюхом чует, что страстная любовь к жизни, к риску все еще течет в ее венах. И осознает, что пришла пора достучаться до нее, заставить вспомнить себя прежнюю.
— Помнишь Париж? — спрашивает он. — Как мы прилетели туда ночью и приземлились в саду музея Родена?
— Тише, прошу тебя, — говорит она. — Роуэн наверху.
— У него играет музыка. Он ничего не услышит. Мне просто любопытно, вспоминаешь ли ты Париж.
— Иногда. Я о многом вспоминаю. И о тебе. И о себе, о том, какой я была. Скольким я пожертвовала, чтобы жить тут, среди нормальных людей. Иногда мне хочется, ну я не знаю, наплевать на все и пройтись голой по улице, посмотреть, что скажут люди. Но я стараюсь исправить свою ошибку, Уилл. Потому и живу так. Все это было ошибкой.
Уилл берет со столика вазу и заглядывает внутрь, уставившись в темную дыру.
— Хелен, это не жизнь. Тут как в морге. Тут даже мечты мертвые.
Хелен так же тихо продолжает:
— Я была с Питером. Я была с ним помолвлена. Я его любила. Зачем было все это менять? Зачем я тебе понадобилась? Что это было, что ты за человек, почему тебе непременно надо явиться этаким посланником преисподней и все разрушить? Захотел посоперничать с братом? От скуки дурью маялся? Или это просто старый добрый комплекс неполноценности? Давайте всех убьем или сделаем несчастными, чтобы некому было завидовать. Так?