Отдыхая, с наслаждением занималась она привычной домашней работой: доила корову, копалась в огороде, ездила с Настунькой в луга за травой. Теплыми вечерами с закадычной подружкой Нюсей и братом ее Алексеем ходила к Днепру или в колхозный клуб. И казалось Оксане, никогда еще не была она так счастлива, как в эти дни.
III— Нюся! Уже спишь?
Из сада в открытое окно тихонько просунулась голова. Оксана, часто дыша, вглядывалась в темноту; глаза ее различили смутно белевшую на кровати сорочку спящей подруги.
Эй, баба-соня! — шепотом окликнула еще раз Оксана. — Нюся!
— Кто тут? — испуганно спросил сонный голос.
Скрипнув кроватью, Нюся быстро спустила ноги на пол, шагнула к окну.
— Ты что так поздно? Или, может, случилось что? Лезь в хату.
Оксана взялась за подоконник, легко прыгнула в комнату и сказала, запыхавшись:
— Я легла уже… Никак сон не идет… Хоть кричи. Оделась и вот… прибежала.
Нюся ощупью отыскала протянутую руку, усадила Оксану рядом с собой на постели.
Дивчата сдружились еще в школе. С прямодушной откровенностью они доверяли друг другу самые затаенные мысли и мечты.
— Не вернулся брат из района? — спросила Оксана.
— Леша? Нет, еще не вернулся.
— Петро завтра приезжает, — сообщила Оксана.
По ее голосу Нюся сразу определила, что подружка взволнована.
— Ну что же, — притворно зевая, ответила она. — Поглядим, какой он герой стал. Наверно, и не подступишься к нему… ученый.
Ясно было, что Нюся хитрит, но Оксане очень хотелось еще поговорить о Петре.
— Интересно на него поглядеть, правда? — сказала она.
Нюся промолчала, и Оксана добавила:
— Он молодец. Ему двадцать четыре, а уже академию закончил.
— Ты, я вижу, серденько, что-то затревожилась?
— И сама не знаю, почему, — чистосердечно призналась Оксана.
— А как же Лешка?
— Что Лешка?
— Заморочила ему голову. Только и говорит про тебя.
— И скажет такое! Чем это я ему голову заморочила?
— Не знаю чем. Обоим голову морочишь, и Лешке, и Петру.
Нюся резко выпростала руку и приподнялась на локте.
— Скажи, чего ты всполошилась? Едет? Ну и пусть себе едет!
— Нюська!
— Уже девятнадцать лет Нюська.
Тон у нее был такой, что Оксана съежилась.
— Ты не горячись. Вот смотри, — робко заговорила она, — Петра я три года не видела. Он, наверно, и думать забыл обо мне?
— Ты вот его не забыла?
— Ну так что же?
— Значит, любишь?
— Не знаю… Я же, когда он последний раз приезжал, совсем маленькой была… девчонка.
— А Лешка? Лешка ведь сватался за тебя. Чего же ты? Туда-сюда крутишься.
— Нет, Нюська! Замуж я ни за кого не пойду, пока институт не закончу.
Оксана глядела на неясно вырисовывавшийся квадрат окна. Чуть слышно шелестели листья, беспечно высвистывал соловей.
— Нюся!
— А?
— Нюсенька, чего у меня сердце болит? Вот тут, послушай. — Оксана прижала ее руку к своей груди. — Так тоскливо мне… ох!
— С чего это?
— Не знаю.
Нюся вздрагивала, борясь с одолевавшей дремотой, и вдруг услыхала, что Оксана плачет.
— Ты в своем уме, дивчина? Что это с тобой?
Нюся повернула к себе голову Оксаны, прикоснулась губами к ее мокрым глазам. Она по себе знала сладость этих беспричинных девичьих слез, знала, что они пройдут так же быстро и легко, как и появились, и потому ни о чем больше не допытывалась.
Все еще всхлипывая, Оксана укоризненно пробормотала:
— Какая же ты подружка после этого?
— После чего?
— Я плачу, а ты нет.
Нюся засмеялась:
— Ты и сама не знаешь, чего ревешь.
— Тебе хорошо. Полюбила своего Грицька и знать ничего не хочешь.
— Погоди! И ты кого-нибудь полюбишь.
Обнявшись, девушки долго лежали молча. Услышав ровное, спокойное дыхание задремавшей Оксаны, Нюся осторожно поправила под ее головой подушку. Но Оксана тотчас же встала и принялась закручивать косу.
— Ночуй у меня, Оксанка, — предложила Нюся.
— Ой, что ты! Мать же не знает, что я ушла.
Нюся проводила ее на крылечко. У порога подружки постояли. Оксана, поеживаясь, сказала:
— Ты Леше не рассказывай, что я плакала. А то он еще подумает что-нибудь непутевое.
IVВ пятницу Остап Григорьевич проснулся рано. Выглянул в окно. Заря только занималась. На посветлевшем небосклоне догорали последние звезды. В предутренней зыбкой полутьме еще тонули очертания высокого берега за Днепром, вербы и тополя.