Романов лежал на земле, и его с Кохинуром связывало нечто похожее на электрическую дугу: яркое и искрящееся. Александр Петрович слегка подёргивался, а Эджертон судорожно тряс посохом, словно хотел добить кесаря или… разорвать эту связь между бриллиантом и Романовым.
Я рванул к Александру Петровичу, и в этот момент странная дуга исчезла. И похоже, сама по себе, а не вследствие действий англичанина, потому как тот изрыгал проклятия, а вот кесарь, как ни странно, улыбался. Я аккуратно приподнял его голову и сказал:
— Держитесь, Александр Петрович! Сейчас я его прикончу, и всё будет хорошо. Вы только немного продержитесь.
— Держусь пока, — негромко ответил кесарь. — Меня не так-то просто убить даже с помощью Кохинура. Но артефакт своего добьётся, это лишь вопрос времени.
— Вы продержитесь, Вы сильный!
— Я сильный, да, — улыбнувшись, согласился Романов. — И пока я жив, Эджертон не сможет пользоваться артефактом в полной мере, бриллиант должен сначала добить меня, потому что я связал его силу. Но долго я не продержусь. Поэтому поторопись! Убей эту тварь!
Сказав это, кесарь потерял сознание. Вокруг него образовалась красная дымка, и время от времени в ней вспыхивали небольшие искры. Похоже, Романов отключился, но его защита и организм пока ещё держались.
Я поднялся и, сжав покрепче рукоять меча, посмотрел на Эджертона. Тот выглядел злым и растерянным и снова начитывал какое-то заклинание. Но главное было не это.
Кохинур почти не светится! Он выглядел тусклым — словно весь его магический заряд был потрачен на удар по Романову. Нет, внутри у него теплился какой-то огонёк, но это было уже не то: сияние Великого артефакта практически угасло.
Эджертон был взбешён, он ругался, пытался как-то «реанимировать» артефакт, но всё без толку: тот практически не светился. Похоже, Романов решил ценой своей жизни ослабить нашего врага, забрать силу у его главного оружия, и у кесаря это получилось. И теперь я уж точно не мог облажаться. Надо было действовать быстро и решительно. При определённом раскладе даже оставался шанс спасти Александра Петровича.
Я встал так, чтобы прикрыть Романова — не хватало ещё, чтобы Эджертон попытался как-нибудь добить кесаря, и сделал несколько шагов в сторону англичанина. Тот принялся обходить меня по кругу. Я прошёл ещё немного в направлении герцога и оглянулся — проверить — не далеко ли отошёл от Александра Петровича. Но кесаря не было.
Я невольно встряхнул головой, словно Романов от этого должен был появиться. Но его не было. Вообще нигде. Похоже, иллюзия или его скрыла, или нас с Эджертоном куда-то перенесла. Но Александр Петрович был ещё жив: я чувствовал его — то тепло, что возникло внутри меня, когда Романов появился на поле боя, оно уменьшилось, сильно уменьшилось, но не пропало. Да и Кохинур, к моей радости, всё ещё оставался тусклым. И морда у герцога была недовольной — значит, точно не он спрятал куда-то кесаря.
Впрочем, не было смысла гадать, куда делся Романов — надо было уничтожать врага, пока его главное оружие не могло работать в полную силу. Но и недооценивать англичанина всё равно не стоило. Всё же два Великих артефакта — это два Великих артефакта, пусть силу одного из них временно уменьшил Романов. И Эджертон — это Эджертон. Один из сильнейших магов мира.
Герцог был намного сильнее и опытнее меня, и возможно, даже сейчас я не приблизился к нему по силе. Конечно, его преимущество стало меньше. Сильно меньше. И это надо было использовать, но вот недооценивать англичанина нельзя было ни в коем случае.
Пока я прикидывал свои шансы на победу, враг решил использовать тот свой Великий артефакт, что функционировал на все сто процентов, и создал очередную иллюзию — свою полную копию, как в своё время Хосе. Буквально за минуту меня обступили примерно полтора десятка Эджертонов. Все ухмылялись, каждый держал в руках боевой посох с Кохинуром и зеркало Монтесумы.
И хоть я подобное уже один раз проходил, ситуация от предыдущей отличалась сильно — в этот раз мне ничем не мог помочь Взгляд друида. Но я всё равно был спокоен: у меня была какая-то странная уверенность, что я смогу вычислить настоящего герцога. Должен был вычислить, всё же я стал с момента сражения с мексиканцем намного сильнее и опытнее, и у меня в руках тоже имелись два Великих артефакта, на чью помощь я очень надеялся.
Я быстро обернулся вокруг своей оси. Полтора десятка неприятных ухмыляющихся рож всё так же стояли вокруг меня и ничем не отличались друг от друга. Для меня ничем не отличались, а вот мой меч вполне мог заметить отличие. Я вытянул клинок в сторону стоящего напротив меня Эджертона и потихоньку начал разворачиваться. Сначала меч никак не реагировал, но на пятом герцоге он засиял, да так, что я невольно зажмурился. И радостно выдохнул.
Сделав шаг в сторону настоящего Эджертона, я сконцентрировал на нём взгляд и представил, как хватаю его двумя руками за горло и душу. Понятно, что такой трюк со столь сильным магом был обречён на неудачу, но я и не верил в успех. Я лишь хотел проверить, смогу ли таким образом удержать его на месте в течение трёх-четырёх секунд, которые мне понадобятся, чтобы до него добежать.
Увы, удержать англичанина не получилось, и он лишь усмехнулся, почувствовав мою попытку его задушить. Однако он не знал, что кое-чего я всё же добился, иначе ему было бы не до улыбок.
В попытках задушить реального врага я так сильно на нём сконцентрировался, что позабыл обо всех его копиях. Казалось, я их вообще не видел в тот момент, когда пытался справиться с Эджертоном, а когда я снова их заметил, они были полупрозрачными. Я сам не ожидал подобного эффекта, но он случился: видимо, каким-то образом я, пока пытался задушить оригинал, смог наложить на него какую-то метку. Либо просто моё зрение, усиленное различными заклятиями ещё перед боем, позволило взгляду так зацепиться за герцога во время мысленного контакта, что теперь я выделал его среди копий на автомате.
Теперь впору улыбаться было мне, что я и сделал. А после этого я направился прямо к герцогу и ещё на подходе демонстративно поднял меч. Почти сразу же англичанин стал прозрачным — оригинал поменялся местами с одной из копий. И тут же мой клинок потускнел. Я быстро развернулся, без помощи меча обнаружил настоящего врага и направился к нему. Тот снова поменялся местами с одной из копий.
— Хватит тебе уже бегать! — крикнул я, повернувшись к оригиналу. — Ты ещё не понял, что я вижу тебя настоящего? И вообще, как долго собирается бегать ученик самого Ёсиды от восемнадцатилетнего мальчишки? Давай уже драться, трус!
На самом деле, я понимал, что врагом управляет не трусость, а исключительная осторожность и расчётливость. Скорее всего, он понимал, что там, за пределами иллюзии, его армия, скорее всего, уже потерпела поражение, и единственная возможность спасти ситуацию — выйти из иллюзии владельцем четырёх Великих артефактов.
— Так что, долго ты будешь от меня убегать, трусливый пёс? — спросил я, употребив оскорбление, используемое бабушкой для того, чтобы позлить «друга Гарри». — Иди сюда, я отрежу тебе уши и хвост!
Однако Эджертон никак не отреагировал на оскорбления; судя по его лицу, он принимал какое-то важное решение. Возможно, думал: ждать дальше, пока восстановится Кохинур, или всё же начать бой с тем, что есть.
В принципе он мог держать меня в иллюзии сколько угодно, но чем дольше мы в ней находились, тем меньше на поле боя оставалось британских воинов. Герцог не мог этого не понимать, и, видимо, ему хотелось вернуться к своей армии, пока от неё ещё хоть что-то осталось, поэтому он пошёл на меня.
Герцог запустил в меня пару лучей их Кохинура, но теперь, когда артефакт ослаб, его лучи точно были для меня, как слону дробина. Я даже дискомфорта не испытал — лишь почувствовал лёгкое тепло в месте удара.
Мы потихоньку сближались, я крепко держал в правой руке меч и думал, как лучше атаковать врага. По зеркалу бить не хотелось — была вероятность, что мой удар отразится и вернётся ко мне усиленным. Небольшая вероятность, но всё же. Поэтому рисковать не хотелось.