— Мне кажется, здесь будет проще, — сказала Верка, которая уже давно перестала плакать и писала разговор. — Все всё знают же…
— Проще и сложнее сразу, — сказал я. — Потому что знают свои, а мы не свои, да и вообще… не знаю, может, я сильно ошибаюсь, но мне кажется, что тут самое непредсказуемое место.
Кранц бросил на меня быстрый взгляд, которого я не понял, но не стал меня поправлять.
Нашим хозяевам, видимо, надоело, что мы сумерничаем — и они зажгли свет во дворе. Одна лампа вспыхнула прямо над каменной площадкой с чашей для костра и маленьким мангалом. Сразу стало как-то иначе, уже не похоже на какой-то варварский бивуак, разбитый уцелевшими бойцами не менее варварской армии. Просто двор фермерского хозяйства: стена хлева, причал для двух маленьких катеров, теплицы… Дверь в хозяйский дом распахнулась — и Ярик крикнул:
— Ну что вы там сидите? Тётя Даша ужинать зовёт!
— Правда, пойдёмте? — сказала Вера. — Холодно.
Ливей посмотрел на неё благодарно. Кранц залил огонь из старого, как археологическая находка, ведра, и мы пошли в дом.
Даже в сенях было блаженно тепло, а в гостиной — и вовсе благодать. И компания тут собралась самая удивительная. Настолько удивительной компании я даже представить себе не мог.
Тётя Даша, старшая хозяйка дома, плотная и мощная дама со статями валькирии, короткими светлыми волосами под косынкой и цепким взглядом, торжественно объявила:
— Ребята, всё — из печи. Без электричества. Людям — жареную картошку с салом, кислую капусту и рыбник, шедмушкам — горбушу печёную с морской капустой. Потом чай будем пить, шедми тоже могут, кто хочет.
— Шедми пьют чай? — поразилась Вера.
— Окхэю нравится, — сказала тётя Даша, приобняв шедийского подростка лет семнадцати, высоченного, с вороной гривой, отросшей почти по плечи. — Я его сдуру, конечно, чаем напоила тогда — не знала, что может быть опасно. А он пристрастился.
— Ничего себе! — удивился Саид. — Окхэя надо будет врачу показать. Ты как себя чувствуешь, дорогой?
Окхэй смущённо улыбнулся.
— Старший, — сказал он, щурясь, — не волнуйся, пожалуйста. Я уже третью весну пью это… чай… и ещё жив. И Грэнри тоже пьёт. Вот Роилэ не полюбил.
Роилэ связывал гриву спереди в два хвоста, а сзади плёл в косу, как взрослый, при том, что ему тоже было лет шестнадцать-семнадцать. Он выглядел потрясающе экзотично со своими хвостами, в футболке с голокартинкой из «Млечного Пути», в шортах и босиком.
— Я сплю плохо, — сказал он, опуская ресницы. — А если выпью чай, вообще не могу заснуть.
— А мне очень нравится вкус, — сказала Грэнри. Мне показалось, что она моложе ребят: худенькая, беленькая, полупрозрачная — болезненная девочка в синем вышитом платьице. — Как отвар из эцхе, только не такой горький. У нас на Окра-Лэ очень его любили… а что заснуть не могу — это даже хорошо. Всё равно сны плохие.
Ребята говорили по-русски почти без акцента — поражало воображение. Антэ из Хыро далеко не так чисто говорил. Вот что значит обширная речевая практика… но на девочек из бункера Семёна нам пришлось надеть дешифраторы. И они представились: Лэнхи из Элагю, это Срединный Архипелаг, если я не путаю, Оли с Ики, это Запредельный Север — и белёк Лэдгай с хутора Марьино. Мы все надеемся, с Океана Второго через хутор Марьино.
Тётя Даша принесла широкую доску, устроила эту доску на табуретах, девочки усадили на неё Тари с бельком и обняли её с двух сторон: они только что узнали, что война кончилась, а кошмар — нет.
— А Василий в море ушёл с Кхангю, — говорила тётя Даша, разрезая пирог. — Бери, попробуй, — и положила чудовищный кусок на тарелку Ливэю, который то ли смутился, то ли растерялся. — Они раньше, чем завтра вечером, не вернутся. Он бы тебе много чего рассказал, Веня. Дождётесь?
— Как выйдет, — сказал Кранц. — Может, придётся знакомиться уже на обратном пути, когда вернёмся за вашими приёмышами.
Тётя Даша улыбнулась ему и положила второй здоровенный кусок, а третий понесла Ярику, который устроился на стуле у печки и кормил кусочком начинки кота. Ярик с котом заметно обрадовались оба.
Нам с Саидом досталось из серединки. Рыба и тесто пахли просто сказочно — и на вкус были исключительно прекрасны.
— Я всё-таки не понимаю, дорогая, как вы ухитряетесь настолько спокойно жить, — сказал Саид, качая головой. — Ведь ваша коммуна существует уже давно?
Я тоже не понимал. А Вера уминала жареную картошку с невероятным наслаждением на лице — но, кажется, внимательно следила за уровнем записи.