Она меня ещё за руку взяла. Взяла — и захихикала:
— Пока мы дойдём, я поджарюсь! — и сделала вид, что нестерпимо горячо, помахала ладошкой. — Ты — как Хэндар, живущий в вулкане! — и снова захихикала.
У меня было такое чувство, будто на ладонь воробей сел. Или синичка. Страшно шевельнуться, не хочется спугнуть.
Сука, какая мразь вообще придумала войну?!
Потому что я шёл к их грузовому трюму, держал в своей руке перепончатую лапку Аэти, как ледышку — и смотрел на их несчастную станцию сквозь оплавленные скалы того острова. И тот прибой, который мне всё снится и снится, швырял о берег безжизненное тельце… такой же девчонки…
И никак нельзя было отключиться.
Хорошо, что потом пошла работа.
Несколько погрузчиков мы привезли с собой: обычные экзоскелеты, ПП-34 и ПП-к-35, у которых предел грузоподъёмности около тонны. Такие и на Океане-2, кстати, были — не очень уже новые, если честно, есть и поновее, с гравитационным приводом, зато эти — надёжнее. А на станции оказались ещё и свои погрузчики, несколько штук; у шедми это уже были не экзоскелеты, а целые роботы, только управляемые изнутри. С их системой никто из людей не стал связываться, их разобрали сами шедми.
Дальше план был очень простой. В криокамере станции врач-шедми с помощью наших врачей отключала капсулы с детьми от постоянного источника питания и подключала к временному аккумулятору. Кто-нибудь из нас брал эти капсулы по одной и аккуратно нёс их на борт «Астры», в трюм. Там наши врачи отключали аккумуляторы и подключали каждую капсулу к корабельной сети. Ну и дальше, и дальше — тем же порядком.
У них там было что-то около пяти тысяч капсул. Работы — по самые уши. И мы впряглись так, что очень быстро стало не до разговоров. И я таскал, таскал капсулы — всё надеялся отключиться, устать так, чтобы перестать думать — но вспоминал, вспоминал…
И мне ужасно хотелось ещё поболтать с Аэти. От неё мне легчало, как и от Бэрея.
8. Вера
Если бы не Юлька — я бы ни за что.
Но он… он всегда мог меня уговорить. А ещё…
В общем, мои мама и папа Юлика терпеть не могут. Особенно папа. Он, ещё когда его на фотке, на моей странице, увидел, ужасно ругался. Прямо вышел из себя: «Чтоб я тебя с этим хлюстом больше не видел! Ах, он этнограф! Тем более! Нормальных парней, что ли, нет?» И потом ещё долго успокоиться не мог. Мол, взрослая дочь — это наказание, так уж исторически сложилось, но Юлька — это уж слишком.
Мама тоже не пришла в восторг, мягко говоря. Но она, конечно, не повышала голос, она просто говорила: «Девочка моя, ты же понимаешь, что мальчик — не нашего круга? Нет, что вы там где-то ели вместе мороженое — это ничего, и что ты с ним гуляешь — это ладно, но ты ведь ничего такого не планируешь, Верочка, правда? Потому что у нас дома бывают приличные люди, папины знакомые, сослуживцы и вообще… и этот мальчик… ну, ему ведь самому будет неуютно. Среди детей хороших родителей, состоятельных, хорошо воспитанных… Славик вот тебе на день рождения подарил серёжки с бриллиантами, а этот Юлик — что? Эти пёрышки на верёвочке? Ну сама-то подумай…»
Я думала. Но что я могу сделать?
Если мы за уйму лет ни разу не поссорились. Если он не умеет ругаться и кричать. И слушает меня. Я пыталась маме объяснить, что эти дети хороших родителей меня вообще не слушают, им вообще никто, кроме них самих, не интересен — а Юльке интересны все.
Ну да, пёрышки на верёвочке. Так они — уникальные, это перья птицы коу, ритуальное украшение аборигенов Шиенны, их добывают для избранницы и дарят в какой-то особенный день… в общем, он рассказывал. Улыбаясь: «В них заключены тайные силы трёх Священных Звёзд, что видны на закате — и всех местных планет заодно. И их мне вручила пожилая туземная дева, происходящая от местного бога-орла по прямой линии: на ней жили зелёные блохи. Она сказала: „О чужеземец, этот талисман сделает лицо твоей возлюбленной ослепительным, как заря. Подари мне амброзию — и бери его“, — и я обменял для тебя эту реликвию на драгоценный тюбик малинового джема». Это же было — мило, мило, здорово! И — ни на кого не похоже. А чтобы купить серьги, большого ума не надо.
Ну да, денег и положения у Юльки никогда не будет. И он всё время в космосе. Но он же тёплый, Юлька, он добрый, он всё понимает.
В общем, наверное, было бы очень умно сказать: «Вот и хорошо. Прощай», — и уйти. Но тогда я бы самой себе казалась просто мерзкой. Предательницей и лгуньей. И даже не это было бы самым худшим.
Просто Юльку никем нельзя заменить.
Из всех моих знакомых только его и нельзя заменить.