Серая тетрадь
Перевод М. Ваксмахера
I
На углу улицы Вожирар, когда они уже огибали здания школы, г‑н Тибо, на протяжении всего пути не сказавший сыну ни слова, внезапно остановился:
— Ну, Антуан, на сей раз, на сей раз я сыт по горло!
Молодой человек ничего не ответил.
Школа оказалась закрытой. Было воскресенье, девять часов вечера. Сторож приотворил окошко.
— Вы не знаете, где мой брат? — крикнул Антуан.
Тот вытаращил глаза.
Господин Тибо топнул ногой.
— Позовите аббата Бино.
Сторож отвёл их в приёмную, вытащил из кармана витую свечку, зажёг люстру.
Прошло несколько минут. Г‑н Тибо без сил рухнул на стул; он опять пробормотал сквозь зубы:
— Ну, знаете ли, на сей раз!..
— Прошу извинить, сударь, — сказал аббат Бино, бесшумно входя в комнату. Он был очень мал ростом, и, чтобы положить руку на плечо Антуану, ему пришлось встать на цыпочки. — Здравствуйте, юный доктор! Так что же случилось?
— Где мой брат?
— Жак?
— Он не вернулся сегодня домой! — воскликнул г‑н Тибо, поднимаясь со стула.
— Куда же он ушёл? — спросил аббат без особого удивления.
— Да сюда, чёрт побери! Отбывать наказание!
Аббат заложил руки за пояс.
— Жака никто не наказывал.
— Как?
— Жак сегодня в школу не приходил.
Дело запутывалось. Антуан не спускал со священника глаз. Г‑н Тибо передёрнул плечами и обратил к аббату одутловатое лицо с набрякшими, почти никогда не поднимавшимися веками.
— Жак сказал нам вчера, что его оставили на четыре часа без обеда. Сегодня утром он ушёл, как обычно. А потом, часов около одиннадцати, вернулся, но застал только кухарку, мы все были в церкви; сказал, что завтракать не придёт, потому что оставлен на восемь часов, а не на четыре.
— Чистейшая фантазия, — заявил аббат.
— Днём мне пришлось выйти из дома, чтобы отнести свою хронику в «Ревю де Дё Монд»{1}, — продолжал г‑н Тибо. — У редактора был приём, я вернулся только к обеду. Жак не появлялся. Половина девятого — его нет. Я забеспокоился, послал за Антуаном, вызвал его из больницы с дежурства. И вот мы здесь.
Аббат задумчиво покусывал губы. Г‑н Тибо приподнял веки и метнул острый взгляд на аббата, потом на сына.
— Итак, Антуан?
— Что ж, отец, — сказал молодой человек, — если этот номер он задумал заранее, значит, предположение о несчастном случае отпадает.
Поведение Антуана внушало спокойствие. Г‑н Тибо придвинул стул и сел; его живой ум перебирал десятки вариантов, но заплывшее жиром лицо ничего не выражало.
— Итак, — повторил он, — что же нам делать?
Антуан размышлял.
— Сегодня — ничего. Ждать.
Это было очевидно. Но невозможность покончить с неприятной историей тут же, сразу, применив отцовскую власть, а также мысль о конгрессе моральных наук, который открывался послезавтра в Брюсселе и куда он был приглашён возглавлять французскую секцию, вызвали у г‑на Тибо приступ ярости, его лоб побагровел. Он вскочил.
— Я подниму на ноги всю жандармерию, — крикнул он. — Или во Франции больше нет полиции? Или у нас разучились разыскивать преступников?
Его сюртук болтался по обеим сторонам живота, складки на подбородке то и дело ущемлялись углами воротничка, и он дёргал головой, выбрасывая вперёд челюсть, точно конь, натягивающий поводья. «Ах, негодяй, — пронеслось у него в мозгу. — Попасть бы ему под поезд!» И на какой-то миг г‑ну Тибо представилось, что всё улажено — выступление на конгрессе и даже, быть может, избрание на пост вице-президента… Но почти в ту же секунду он увидел младшего сына лежащим на носилках, а потом в гробу, обрамлённом горящими свечами, увидел себя, сражённого горем отца, и всеобщее сочувствие окружающих… Ему стало стыдно.
— Провести целую ночь в такой тревоге! — сказал он вслух. — Тяжело, господин аббат, да, тяжело отцу переживать такие часы.
Он направился к дверям. Аббат выпростал из-за пояса руки.
— С вашего разрешения… — сказал он, потупясь.
Люстра освещала его лоб, наполовину прикрытый чёрной бахромкой волос, и хитрое лицо, клином сбегавшее к подбородку. На щеках аббата проступили два розовых пятна.
— Мы сомневались, сообщать ли вам об одном случае, сударь, который произошёл с вашим сыном совсем недавно и который должно рассматривать как весьма и весьма прискорбный… Но в конце концов мы сочли, что в беседе с вами могут выясниться важные подробности… И если вы будете так любезны, сударь, уделить нам несколько минут…
Пикардийский акцент подчёркивал нерешительность аббата. Г‑н Тибо, не отвечая, вернулся к своему стулу и грузно сел; веки его были опущены.
{1}
Стр. 26.