Глаза г-жи де Фонтанен заволокло слезами, но она не спускала их с гроба, на котором уже увядали розы.
"Нет, - говорила она в глубине своего сердца, - нет, ты не был до конца погружен во зло..."
Размышления ее прервало появление Николь Эке, сопровождаемой Даниэлем.
Николь была ослепительна; траурное платье подчеркивало цвет ее кожи. Блестящие глаза, высокие брови и какая-то устремленность всей фигуры вперед придавали ей такой вид, будто она спешила сюда, торопилась принести в дар свою юность. Она наклонилась и поцеловала тетку, и г-жа де Фонтанен была благодарна ей за то, что она не нарушила тишины какими-нибудь условными словами сочувствия. Затем Николь подошла к гробу. Несколько минут она стояла совсем прямо, опустив руки вдоль туловища, сцепив пальцы. Г-жа де Фонтанен наблюдала за ней. Молилась ли она? Припоминала ли прошлое, прошлое застенчивой девочки, в котором дядя Жером занимал столько места?.. Наконец после нескольких секунд загадочной неподвижности молодая женщина вернулась к тетке, снова поцеловала ее в лоб и вышла из комнаты; Даниэль, все это время стоявший за стулом матери, последовал за ней.
Когда они были в коридоре, Николь остановилась и спросила:
- В котором часу завтра?
- Отсюда отправимся в одиннадцать. Процессия двинется прямо на кладбище.
Они были одни у входа в павильон, под сводами вестибюля. Перед ними расстилался залитый солнцем сад, полный выздоравливающих, - облаченные в светлые халаты, они лежали в шезлонгах у самых газонов. День был жаркий, чудесный; воздух неподвижен; казалось, лето будет длиться вечно.
Даниэль объяснил:
- Пастор Грегори прочтет краткую молитву над могилой. Мама не хочет заупокойной службы.
Николь задумчиво слушала.
- Как прекрасно держится тетя Тереза, - прошептала она, - так мужественно, так спокойно... Она, как всегда, совершенство...
Он поблагодарил ее дружеской улыбкой. Глаза ее были уже не детские, но в их синеве была все та же необычайная прозрачность и то же выражение ленивой нежности, которое некогда его так волновало.
- Как давно я тебя не видел! - сказал он. - Ну что ж, ты счастлива, Нико?
Взгляд молодой женщины, устремленный куда-то вдаль, к зелени деревьев, проделал целое путешествие, прежде чем вернуться к Даниэлю; лицо ее приняло страдальческое выражение; ему почудилось, что она вот-вот разрыдается.
- Я знаю, - пробормотал он. - Ты тоже, бедная моя Нико, испытала свою долю горя...
Только тогда он заметил, насколько она изменилась. Нижняя часть лица несколько погрубела. Под легким налетом грима, под искусственным румянцем проступала уже немного потерявшая девическую свежесть, немного усталая маска.
- Но все же, Нико, ты молода, перед тобой вся жизнь! Ты должна быть счастливой!
- Счастливой? - повторила она, как-то нерешительно поведя плечами.
Он с удивлением смотрел на нее.
- Ну да, счастливой. Почему же нет?
Взгляд молодой женщины снова потерялся где-то в залитом солнцем саду. После непродолжительного молчания она, не глядя на него, промолвила:
- Странная штука - жизнь... Ты не находишь? В двадцать пять лет я чувствую себя такой старой... (Она запнулась.) Такой одинокой...
- Одинокой?..
- Да, - ответила она, продолжая глядеть вдаль. - Мать, прошлое, молодость - все это далеко, далеко... Детей у меня нет... И это дело безнадежное - никогда, никогда я не смогу иметь детей...
Она говорила тихим и спокойным голосом, без всякого отчаяния.
- У тебя есть муж... - нерешительно произнес Даниэль.
- Муж, да... У нас глубокая, прочная привязанность друг к другу... Он умный, добрый... Он делает все, что может, только бы мне было хорошо.
Даниэль молчал.
Она сделала один шаг по направлению к стене, прислонилась к ней и продолжала, не повышая голоса и слегка подняв голову, словно решилась наконец сказать все, не боясь слов:
- Но видишь ли, несмотря на все это, у нас с Феликсом очень мало общего... Он на тринадцать лет старше меня и никогда не обращался со мной как с равной... Впрочем, он ко всем женщинам относится как-то по-отечески, немного снисходительно, как к своим больным...
Внезапно в воображении Даниэля возникла фигура Эке с его седеющими висками, испещренными мелкими морщинками, с его близорукими глазами, с его скромностью, собранностью и точностью движений. Почему он женился на Николь? Сделал это бездумно? Как срывают на ходу соблазнительный плод? Или, скорее, хотел внести в свою трудовую жизнь немного молодости и естественной грации, которой ему, вероятно, всегда не хватало?
- К тому же, - продолжала Николь, - у него своя жизнь, жизнь хирурга. Ты сам знаешь, что это такое. Он принадлежит другим с утра до вечера... Большей частью он даже ест совсем не в те часы, когда я... Впрочем, это даже лучше: когда мы вместе, нам почти не о чем говорить друг с другом, нечем делиться, и вкусы у нас во всем различные, и ни одного общего воспоминания ничего... О, мы никогда не ссоримся, у нас никогда не бывает разногласий... - Она засмеялась. - Ведь стоит ему высказать малейшее желание, какое бы оно ни было, я говорю: да... Я заранее хочу того, чего хочет он. - Она больше не смеялась и странно медленно произнесла: - Мне все до такой степени безразлично!