— Прошу вычеркнуть, что при задержании он оказал сопротивление.
— У вас вид на жительство в Греции? — спросил следователь.
— Да, я там живу. Полгода назад я выехал туда, чтобы разыскать Анну. Потом я пять месяцев работал в Турции, чтобы выкупить её у турка. Сейчас у меня в Турции свое дело. Я открыл школу русского рукопашного боя.
Он посмотрел в глаза Батурину, после чего перевел взгляд на практиканта. Это не был взгляд убийцы. Это был взгляд отчаявшегося человека.
— Мы не хотели их убивать! — признался задержанный. — Я приехал продать свою квартиру, а Аннушка — повидать тетку. Она не знала, что тетка умерла. Тогда мы пошли в журнал к её знакомому. Когда зашли, у неё подкосились ноги. Ну, думаю, сейчас встречу этого козла, который пустил её по рукам, и убью. И тут узнаем от вахтера, что он утром сам повесился. С Анной истерика. Сказала, что если бы она своими руками его повесила, было бы легче.
Парень тяжело вздохнул и приложился ладонью к собственному лбу. Батурин с Игошиным переглянулись.
— Вы хотите сказать, что Вороновича повесили не вы?
Парень устало оторвал ладонь.
— К сожалению, нет. Но Ахеева с Чекушкиным повесил я. Собственноручно. Чтоб другим неповадно было. Это я заявляю официально. — Глаза парня сверкнули праведным огнем. — Также запишите, что я делал это сознательно, находясь в здравом уме, и что я в этом нисколько не раскаиваюсь. А Анна, запишите, никакого участия в этом не принимала.
Батурин с Игошиным снова переглянулись. Лицо полковника выражало досаду, лицо практиканта — сочувствие. Батурину это не нравилось.
— В котором часу прибыл ваш самолет из Афин? — спросил он.
— В пять утра, — ответил Громов.
В принципе время позволяло прилетевшей паре совершить возмездие и над Вороновичем. Но, скорее всего, Громов говорил правду. После того как его увели, следователь позвонил в лабораторию.
— Отпечатки совпали?
— Увы! Отпечатки не те. Расслабьтесь, Анатолий Семенович. Сигизмундовича повесил кто-то другой.
Батурин положил трубку и подошел к окну. Уже стемнело. Все дела на сегодня были завершены. Можно со спокойной душой отправляться домой. Однако Батурин не двигался, тупо уставясь в окно. Что с литератором расправился кто-то другой, в этом полковник не сомневался, но не было времени развить мысль в этом направлении. Кто ещё имел зуб на Вороновича?
Перед глазами снова всплыл Ягуткин, у которого алиби. Вслед за ним возник Скатов, чьи отпечатки тоже не совпали. Римма Герасимовна тоже женщина не простая…
«Нет, не то! — тряхнул головой Батурин. — Тут скрыто что-то еще. Кажется, Инга говорила про какого-то парня из Самары. С одной стороны, то, что лепила девушка, отдавало паранойей, а с другой — все, о чем она говорила, оказывалось действительностью».
Чем больше размышлял полковник милиции, тем яснее убеждался, что без девушки этого дела не распутать. Разгадка только в ней! Однако поразмыслить по поводу Инги снова не дали. Помешал Игошин.
Он влетел в кабинет без стука, взволнованный, красный и почему-то с разбитым лицом.
— Громов с Голубицыной бежали!
— Что? — не поверил ушам Батурин. — Как это произошло?
— На трассе сломалась машина. Голубицына попросилась в туалет. Я отпер и тут же получил удар в нос. Пока очухался, их и след простыл.
— Что? — вытаращил глаза Батурин. — Тогда какого черта вы поехали ко мне? Нужно было гнать в аэропорт!
— В аэропорт поздно! — сокрушенно вздохнул Игошин. — Они уже в воздухе…
Батурин потерял дар речи. Он пригляделся к кровоподтекам на лице Игошина и вдруг понял все.
— Так-так, — произнес он сквозь зубы. — В благородство играем. Да знаешь ли ты, что этим поставил крест на своей карьере?
Игошин знал. Он криво усмехнулся и беспомощно развел руками. Батурину потребовались усилия, чтобы подавить в себе ярость.
— Идите и пишите рапорт на имя полковника Григорьева. В нем объясните, почему именно вы вызвались сопровождать преступников.
— Я попросил, чтобы меня добросили до дома. Нам по пути…
— Далее, почему вы отправились открывать, а не конвоир?
— У него живот схватило…
— Молчать! Это объясните Григорьеву, а не мне. Идите!
Игошин собрался выйти, но Батурин остановил.
— Водитель с конвоиром ребята нормальные? — спросил он вполголоса.
— Мировые ребята, — подмигнул Игошин. — Молчание ягнят гарантирую…
— Тогда не указывайте в рапорте, что беглецы улетели в Афины. Объявите их в федеральный розыск.
9
На второй день, несмотря на дикую нехватку времени, следователь сумел выкроить полчаса на разговор с Ингой. Он приехал к ней домой в отсутствие матери. Больная была в мрачном расположении духа, но отвечать на вопросы не отказывалась. О своей встрече с незнакомцем из другого мира девушка рассказала настолько подробно, что Батурин диву дался, почему она до сих пор не в больнице. Паранойя явно прогрессировала. Если на первом допросе болезнь ещё не была заметна, то этот разговор с девушкой оставил в душе милиционера тяжелый осадок.
— Ну что ж, — через силу улыбнулся полковник. — Если тот молодой человек объявится снова, звоните мне.
— Вряд ли он объявится снова, — угрюмо ответила девушка. — Он сделал свое дело. А я выхожу замуж.
«Боже мой, — простонал про себя Батурин, садясь в машину. — Она ещё собралась замуж. По ней психушка плачет, а она детей собралась рожать».
На всякий случай начальник отдела созвонился с Владимиром Новосельским из Самары. Тот подтвердил, что вечером двенадцатого июля какая-то красотка действительно ломилась в его квартиру, требуя позвать однофамильца. Ничего толком не объяснив, незнакомка вскоре развернулась и убежала.
— Мне показалось, что она была несколько не в себе, — робко предположил самарский агент.
— Возможно, — согласился Батурин.
По поводу Новосельского следователь сделал запрос. С одиннадцатого по двадцать восьмое мая он действительно был в командировке в Москве и подписал контракт с компьютерной фирмой «Спутник». Он действительно проживал в гостинице «Космос» в четыреста шестнадцатой комнате. Но тринадцатого июля он присутствовал на работе, так что брать отпечатки у него не имело смысла. Конечно, было удивительно, что девушка знала о нем все, не зная самого главного — его самого. Но разбираться с этим не было времени. «Того высокого, кучерявого, с серыми глазами, про которого говорила свидетельница, в природе, кажется, действительно не существовало, — заключил сыщик. — А если он и существовал, то только в больном воображении девушки». Однако следователь ошибался.
Буквально на второй день после его звонка в Самару милый ирландский друг явился к Инге в том самом первозданном виде, в каком впервые предстал перед ней. Когда девушка отперла ему дверь, то чуть не свалилась без чувств. Он смотрел на неё веселыми, блестящими глазами и, по всей видимости, намеревался припасть к её губам, но Инга в ужасе отшатнулась. В его глазах появилось удивление.
— Привет, Инга. Это я. Надеюсь, ты меня ещё помнишь?
Инга побледнела и, сглотнув слюну, попятилась.
— Еще, как видишь, помню, — пробормотала она. — Я бы рада забыть, да не могу…
Он широко улыбнулся.
— Пройти можно? Или мне подождать тебя здесь?
— Лучше подождать, — пробормотала она и быстро захлопнула дверь.
Переведя дух, девушка бросилась к телефону и набрала номер полковника Батурина.
— Анатолий Семенович, он явился! Тот самый англичанин из Самары… точнее, инопланетянин Володя, о котором я вам говорила… Что мне делать?
— Он у тебя дома? — осведомился следователь, деловито врубившись в суть вопроса. — Задержи его. Я сейчас подошлю группу.
Девушка водворила трубку на место, на цыпочках прошла в прихожую и взглянула в глазок. Он по-прежнему топтался на площадке. Когда Инга открыла дверь и вгляделась в его смеющиеся глаза, то неожиданно поняла, что никакой он не оборотень и не инопланетянин, а такой же, как все, слепленный по образу и подобию.