— Кого его, моя дорогая?
— Его, дедушку, не пускай его, не пускай!
— Успокойся, милая, там никого нет, дедушка умер, а ты видела сон.
— Сон, да, сон, но как ясно, — пробормотала мать. — Нет, это не сон!.. — снова заговорила она. — Правда, я уснула, но вдруг почувствовала, что кто-то вошел в комнату, лампада перед образом зашипела и погасла.
— Нет. Быть может, она и раньше погасла, а это шипела змея. Не знаю… В комнате был полумрак, — продолжала больная после короткого перерыва, — но я ясно узнала его, деда. То же бархатное платье и золотая цепь, а главное, те же злые глаза, чуть-чуть отливающие кровью. Горбатый нос и сухие губы. Это был он и не он!
— Полно, успокойся, — прервал ее отец.
— Нет, слушай. Он наклонился ко мне. «Почему ты не хочешь носить моего подарка? — тихо спросил он. — Попробуй». — В руках его было ожерелье с головою змеи. Он надел его на меня и поцеловал в губы. — При этих словах мать вытерла рот. — Губы его были холодные, точно рот лягушки, и от него скверно пахло: гнилью, сыростью… Вместо ожерелья на моей шее висела змея, которая тотчас же меня и укусила… Тут я потеряла сознание и ничего больше не помню… — закончила мать.
— Где же змея, мама? — не вытерпел я.
Тотчас же две хорошо знакомые руки подхватили меня и быстро унесли из комнаты.
— Где это видано, бегать ночью босиком, — ворчала Катерина.
— Да где же змея, няня? — не унимался я.
— Какая еще змея, просто мадам увидела дурной сон и закричала.
— А кровь на кофте, ведь я видел кровь?
— Ну, это не знаю. Надо спросить доктора. Да спи ты, спи, — ворчала няня, укрывая меня.
На другое утро солнце так ярко светило в нашу комнату, Люси так звонко смеялась и болтала, что я совершенно забыл и о ночном страхе и о змее.
Когда мы были готовы, Катерина, как всегда, повела нас здороваться с родителями. При входе в столовую она просила нас не очень шуметь, так как мама наша не совсем здорова.
На кушетке, обложенная подушками, полулежала наша мать. Даже мой детский взгляд заметил, как она побледнела и осунулась за ночь.
Почти не обратив на нас внимания, она обратилась к лакею:
— Где же Нетти, почему вы не приведете ее сюда? Вот уже полчаса, как я ее жду.
— Нетти нет дома, — отвечал заикаясь лакей. — Все утро мы ищем ее и не знаем, куда она делась.
— Но где же она, что это значит? — волновалась мать.
Лакей молчал.
— Разыщите, узнайте, кто видел ее последним, — распорядилась мать.
Лакей вышел.
Отсутствие собаки удивило и меня; я так привык ее видеть у ног матери, но все же судьба змеи интересовала меня больше, и с несдержанностью избалованного ребенка я спросил:
— Мама, ты нашла змею?
В ту же минуту отец сердито дернул меня за руку и прошептал: «Молчи».
С недоумением я посмотрел на него и на мать. Брови отца были грозно сдвинуты, а мать с легким стоном откинулась на подушки.
Прежде чем я опомнился, отец спокойным тоном спросил меня, не хочу ли я верхом съездить в деревню, что давно уже было мне обещано.
Удовольствие от предстоящей верховой поездки заслонило все. С криком радости я бросился на щею отца.
— Прикажи оседлать тебе Карего и пусть с тобой поедет Петро. Когда лошади будут готовы, зайдите сказать, я дам ему поручение. Только поезжай осторожно, не скачи особенно под гору, — кончил отец.
Через час мы уже выезжали из ворот замка. Пропуская нас, привратник просил Петро узнать, нет ли в деревне Нетти.
— До сих пор мы не можем ее найти, а мадам изволят сердиться.
Петро проворчал что-то вроде «старого дьявола», и мы осторожно начали спускаться под гору.
Я устал, Альф, до завтра.
Твой Д.»
Письмо шестое.
«Воспоминания, как рои потревоженных пчел, осаждают меня, и мне остается одно — писать и писать.
Итак, мы с Петро отправились в деревню.
Старый слуга нашего дома, Петро, обожал отца и меня, да и вообще любил всю нашу семью. Это был добрый, веселый старик, всегда готовый помогать мне во всех шалостях, достать ли птичье гнездо, смастерить ли удочку, принести ли живого зайца… В Петро я всегда находил усердного помощника.
Но за последнее время Петро очень переменился: его уже не интересовали больше ни наши зайцы, ни ловля рыбы, ни даже молодой ворон с перебитым крылом что подарил мне кучер.
Он молчал по целым часам, и только глаза его страшно бегали и как-то загорались злобой, когда он хотя бы издали видел проходившего по двору старого слугу, привезшего гроб из Америки.