Боже.
Дурной сон.
Неужели это Робб подослал сюда Виталину? О чем они с Данилом говорили? Вопросы в голове множатся, ответов у меня нет, и всю потряхивает. За каким чертом я позвонила бывшему мужу сестры, честна с ним была, хотела, чтобы без лжи все, открыто. Для чего? Чтобы он сейчас так наседал, перетягивал Илью к себе?
Леон — меня тошнит от этого имени, они оба знают, и Вита, и Робб, что моего сына зовут Илья, она видят, как я вздрагиваю, когда они это имя коверкают, зачем они это делают, так упорно стоят на своем? Зачем им Илюша?
Он мой сын. Всегда им будет. И я против всего мира пойти готова, но он мой.
Всхлипнула и вытерла мокрые ресницы.
Я просто хочу быть мамой и своего ребенка люблю больше жизни, а он любит меня. Любовь — светлое чувство, чистое, так где же я так ошиблась, что все вдруг рухнуло в тьму.
Внизу хлопнула дверь — Данил выпроводил Виту. Я перевернулась на постели. Он взлетел по ступенькам, в спальню ворвался взъерошенный, словно сестра его там облапала. Сразу посмотрел на меня.
— Как Илья? — приподнялась.
— Мультики смотрит, — муж приблизился, присел на постель. — Маленький, прости. За все прости, — он положил голову мне на колени. — Нахрена ты ее впустила? Она же специально тебя выводит.
— Ты ездил к ней?
— Да, — краткий ответ, от которого у меня сердце оборвалось. Данил резко поднялся и снова лег, уже на меня. Ладонями в подушки уперся по обе стороны от моей головы. И навис, лицом к лицу. — Не за тем, что ты подумала. Просто хотел узнать, что за игры у них с Роббом. Ты ведь мне ничего не рассказывала, молчала, — упрекнул он.
На губах его дыхание. От его тела жарко. Надо, чтобы он с меня встал. Он был у Виты — сестра не соврала.
— Даша, — выдохнул Данил и губами коснулся моей щеки. — Как ты не понимаешь. Я на нее смотрю — и тебя вижу, мне как с этим бороться? — его губы ведут по щеке, по линии скул, до виска, он шепчет, — мне просто дико тебя не хватает и меня клинит, у меня такое в башке творится — спятить можно. Я себя останавливаю, — его рука скользнула между нами, потянулась к моим джинсам. Пальцы пуговицу нащупали, и послышался щелчок, когда он ее расстегнул.
— Данил, — попыталась отстраниться.
— Что? — он целует шею, языком водит по коже, он трогает меня, пальцы забрались под резинку трусиков. — Даша, не отталкивай. Я не могу уже. Я хочу с тобой быть. Вот так, — он толкнулся мне между ног. Я сопротивляюсь и сжимаюсь, он словно не замечает. — Даша, впусти меня.
Вжикнула молния — он брюки расстегивает. Я будто в бреду лежу под ним и машинально сталкиваю его с себя.
— Нет, Данил, нет.
— Почему?
Пальцами он толкнулся в промежность.
Мокро.
Как же вкусно от него пахнет. Одеколон с его запахом смешан, я дышу и не могу надышаться.
Он любит меня? — этот вопрос не дает покоя. Ерзаю под ним, уворачиваюсь, но его пальцы уже во мне, ласкают и гладят, и с каждой секундой мне все сложнее держаться.
— Стой, — выдохнула и перехватила его руку.
Он поднял лицо. Глаза в глаза — и словно дурман какой-то, и без слов все ясно, но я предупредила.
— Этого ничего не значит, Данил.
— Значит, Даша, — не согласился муж и с жадностью накрыл губами мои.
Глава 42
Посасываю язык мужа, целую его влажно, впитываю в себя всё: тяжесть и жар его тела, его вкус, быстрое, загнанное дыхание. Возможно, это в последний раз, — пришла в голову мысль, и я обхватила Данила ногами, сближаясь еще плотнее.
Люблю его…
Данил возбужден, он так безудержно хочет меня. И я влажная для него, в промежности пульсирует желание, тянет. Я готова принять мужчину, я хочу его. И снова мысль: он с Виталиной спал. Наслаждался ею. Больше чем мной.
Ненавижу его…
Оттолкнула Данила, увернулась от настойчивых губ.
— Даш… маленький, — прошептал муж, а я вся ревностью пылаю, кроет.
Извернулась, пощечину ему влепила.
— Дашка, — Данил сжал мою ладонь, поднес к губам, поцеловал мягко. Будто не он только что по лицу получил. — Прости ты меня. Хочешь — потом избей, убей, но сейчас…
Он не договорил, толкнулся эрекцией в мою промежность. И носом боднул, мол, целуй.
Ревность всё еще в моей крови, смешивается со страстью, с любовью-ненавистью. Я и растерзать Данила хочу, и отдаться ему как никогда. Свою жажду утолить. Доказать что я не хуже чем она. Заставить забыть его про Виту. И себя заставить забыть. Чтобы только мы остались в этом мире.
Все эти желания сменяют друг друга, в итоге в причудливый коктейль формируются, и я сама не понимаю, чего больше — собственнической ревности или страсти. Я всё более жадно отвечаю на ласки мужа, мы как с картины Мунка «Поцелуй» — неясно где заканчивается мужчина и начинается женщина, настолько они отданы друг другу.