Случилось это вечером, когда они находились в Зyнде, перед входом в Каттегат. Ингус мыл в камбузе посуду, а Робис понес капитану ужин. Окно из кубрика в камбуз оставалось открытым. Ян слышал за стеной звон ложек и тарелок, но решил, что там находится кок, и поэтому говорил без стеснения:
— Вот у меня так действительно был номер с одной мадамой. Муж ее годами не показывался домой, а она молодая, в самом соку. Я было хотел отвертеться, куда там! Как муха к меду липнет. Подумал я, подумал, да и решил: ну что тут особенного? Почему не оказать человеку услугу? Начал я ходить к ней. В комнату влезал через окно. Так продолжалось больше года. Вдруг однажды вечером, только я пришел к ней, слышу — шаги в саду. «Альвина, кажется, там кто-то ходит…» — говорю я ей. «Чего ты: испугался? Это, наверно, собака. Ты становишься трусливым». Я ничего не ответил, но на душе беспокойно. Вдруг слышу стук в дверь. Меня словно пружиной к окну подбросило, выскочил и давай бог ноги. И знаете, кто это был? Хозяин неожиданно вернулся домой.
— Ну, а как же с Альвиной? — спросил кто-то.
— Что ей сделается! Муж и по сей день не догадывается.
— А ты после того бывал у нее?
— Нет, мы встречались вне дома.
В этот момент в дверь постучал вахтенный.
Нужно было выходить на вахту. Ян поднялся, накинул плащ и пошел вслед за товарищами.
Ингус кончил мыть в камбузе посуду. Он вышел и сел на носу возле якоря. Разные мысли роем кружились в голове. Мальчика мучили стыд и злость. Он был не настолько мал, чтобы не уяснить себе истинного значения слов Яна, но не мог понять, как такое могло происходить у них в доме. Мать… Ему было стыдно даже подумать об этом. Мучил стыд и за отца, который ни о чем не догадывался и которого его же команда оговаривала.
— Эй, Ингус, ты чего там впередсмотрящим торчишь?! — крикнул Силземниек, незаметно подойдя к нему.
Ингус посмотрел ему в глаза, увидел его красивое, улыбающееся лицо, и вдруг мальчика охватили злость и отвращение, захотелось дать Яну пощечину. Но он сдержался, досадливо стряхнул с плеча его руку и удалился.
— Вот чудак какой… — Ян проводил его удивленным взглядом.
С тех пор Ингус всячески избегал смотреть Яну в глаза. Если тот обращался к нему с вопросом, Ингус отвечал резко и никогда не вступал с ним в разговоры.
На следующее утро «Дзинтарс», миновав мыс Скаген, вошел в Северное море. Обоих молодых моряков, по морскому обычаю, подвергли обряду «крещения»: бросали в чан с водой, кропили смолой и брили деревянной бритвой. Роль Нептуна исполнял старый Кадикис. Когда Ингус с Яном были приняты в семью моряков, уплатив соответствующую дань, кто-то из матросов насмешливо заметил Яну, щеки которого были вымазаны смолой:
— Если бы твоя Альвина увидела тебя сейчас, вряд ли впустила такое пугало в окно.
Кое-кто засмеялся, Ян смущенно уставился в землю, а капитан Зитар, стоявший неподалеку и наблюдавший за церемонией «крещения», медленно повернулся и направился в свою каюту.
— Ах вот ты какой! — задыхаясь, шептал он, склонившись над столом. — Тебе недостаточно того, что было, ты еще бахвалишься… болтаешь всем о своих похождениях! Ну хорошо же…
В конце мая «Дзинтарс» прибыл в Кардифф. Путешествие длилось три недели — срок вполне удовлетворительный для парусника. В Ла-Манше Ингус увидел много всяких судов. На их пути встречалось бесчисленное количество парусников и пароходов. Вдали дымил большой трехтрубный трансатлантический пароход. Пятимачтовое парусное судно, словно белоснежный дворец, гордо скользило среди суетливо снующих рыболовных катеров. Серые, похожие на крепости боевые корабли пересекали водный путь судна, маленькие лоцманские суденышки с парусом на единственной мачте выходили в открытое море встречать пароходы и парусники, чтобы провести их в порт.
Нет, теперь Ингус не жалел, что стал моряком.
Их ожидал серый, запорошенный угольной пылью порт. Над городом нависли темные грязные облака. Грохотали лебедки в доках, в судовые люки вагон за вагоном сыпался уголь; все вокруг гудело, звенело, двигалось. На берегу перекликались черные люди, шагали грузчики, завывали пароходные сирены. А за городом, у самого входа в порт, на темных скалистых холмах зеленел кустарник.