Капитан Зитар внимательно присматривался к состоянию Силземниека. Оно не удивляло Зитара, но не вызывало и его сочувствия. Вообще за эту поездку капитан сильно изменился. Он почти не спал. Свою вахту проводил на палубе, наблюдая море и следя за парусами. Если у руля стоял Ян Силземниек, Зитар каждые пять минут проверял компас и всегда находил предлог сказать рулевому какую-нибудь колкость. Он не кричал, не бранился, не отталкивал рулевого от штурвала, если судно уклонялось от курса на несколько делений. Сплюнув, он с иронической улыбкой поворачивал штурвал.
— Ты, наверное, в Бразилию направился?
Минутой позже:
— Ты, парень, спать сюда пришел, что ли?
Еще немного погодя:
— Галдынь, становись к рулю, этого, видно, не выучишь.
Когда Ян следил за парусами, капитан постоянно находил какое-нибудь дело:
— Отпусти немного кливер… Втяни конец бизани… Кто так узлы вяжет? Это собачья голова, а не узел. Мне, что ли, пойти помочь тебе? И зачем только люди идут на судно, если не могут ничему научиться?
Он жалил самолюбие молодого матроса мелкими, но болезненными уколами, высмеивая и позоря его в глазах команды. Когда при сильном ветре требовалось убрать один из верхних парусов, первым, кого капитан посылал на рею или стеньгу, был Ян. Зитар, оставаясь внизу, донимал Яна замечаниями и смущал его до такой степени, что парень переставал соображать, что он делает. Если человека лишить инициативы, он тупеет, теряет уверенность, начинает сомневаться решительно во всем. Более чем скромный опыт, приобретенный Яном во время первого рейса, теперь напоминал жалкие лохмотья разорванного ветром паруса. Загнанный физически и морально, юноша был близок к сумасшествию. Но капитану этого казалось мало. Он выжимал из Яна последние соки, последние остатки энергии, при этом не повышая голоса и не требуя от него невозможного. Сам он, в желтом штормовом плаще и такой же шапке, покуривая трубку, важно расхаживал по кватердеку — казалось, он сросся с судном и не поддается никаким натискам бури. Его можно было ненавидеть, но вместе с тем ему нельзя было не завидовать: это настоящий моряк, покоритель бурь, каким Яну не быть никогда! Если б не эта проклятая болезнь! Тогда бы у него хватило сил так же хорошо, как это делают другие, выполнять приказания капитана. Но он заморыш, несчастный инвалид, дохлый кот, и все морские ветры издеваются над ним. Помимо воли, у Яна в душе росло уважение к этим сильным людям, для которых океан был только гигантскими качелями. Ему казалось, что они принадлежат к особому племени сверхмогучих, непобедимых, им подвластны неоглядные мировые просторы, в их руках радость жизни, свобода.
Все догадывались, что между капитаном и Яном Силземниеком идет борьба, но о причинах ее знали только двое — Ингус и Микелис Галдынь. Они напряженно следили за ней, ожидая исхода.
Даже старый Кадикис, не терпевший нерасторопных матросов, понимал, что иногда капитан предъявляет Яну чрезмерные требования. Однажды, собравшись с духом, он заявил капитану:
— Господин капитан, ведь парень страдает боязнью моря. Если не щадить его, он бросится за борт…
Зитар равнодушно посмотрел на боцмана:
— А ты считаешь это большой потерей?
После такого ответа Кадикису ничего не оставалось, как убраться восвояси.
— С капитаном что-то неладно, — шепнул он плотнику. — Не понимаю, что с ним случилось. Прежде он был совсем другим.
Как бы там ни было, но капитан своего отношения к Яну Силземниеку не изменил, предоставив команде думать об этом что угодно. Были моменты, когда молодому матросу хотелось убить своего преследователя, растерзать на части, кинуть за борт. Налившимися кровью глазами высматривал он Зитара по ночам. Но не было ни малейшей надежды победить его в таком поединке — ведь сам-то он походил на извивающегося под ногой червяка. Может быть, теперь он понял, почему Зитар так хотел заполучить его на судно.