Прожив в такой обстановке несколько недель, Ингус стал прислушиваться к рассказам товарищей о веселых вечерах, сыгровках, танцевальных вечеринках и борьбе с урядником и пожалел, что отец поселил его так уединенно. Чем плохо, если бы он поселился вместе с двумя или тремя порядочными парнями? Они помогали бы друг другу в учебе, практиковались в разговоре по-английски и учились хорошим манерам, которые будущему капитану так же необходимы, как умение обращаться с секстаном. А манеры приобретаешь, вращаясь в хорошем обществе, где встречаешь юных дам в возрасте от четырнадцати до шестнадцати лет. Там можно научиться говорить «барышня, пожалуйста, благодарю вас, извините, до свидания». Там постигаешь высшие премудрости ухаживания, провожания домой и секреты занимательной болтовни. Всему этому следует учиться с детства, если хочешь достичь положения в зрелом возрасте. Так поступали все товарищи Ингуса, и он не должен отставать от них. К тому времени Ингус неплохо играл на гармони, и благодаря этому обстоятельству ему нетрудно было найти друзей.
— Мне нужно идти на сыгровку, — заявлял он Кюрзенам, выходя под вечер из дому с гармонью под мышкой. Это был удобный повод. Случалось, что сыгровка затягивалась за полночь и из закрытого помещения переносилась на улицу, где роль музыкальных инструментов исполняли различные жестянки, колья из заборов, вывески торговцев и тому подобные предметы. На следующий день урядник Трейман с пристрастием выискивал нарушителей общественного порядка. После особо грандиозных «симфоний» некоторые участники концерта, случалось, щеголяли с пластырем на лице или просили квартирную хозяйку зашить порванную шинель. А утром, когда жители местечка находили кое-какие изменения во внешнем виде своих владений, хозяйки вздыхали: «Опять эти, из мореходного…», а отцы семейств вынимали изо рта трубку и грозили кулаком: «Вот я их поймаю!..» Но куда там — ищи ветра в поле! Очень трудно бороться с нашествием саранчи, капустной бабочкой и жизнерадостной молодежью, взбаламутившей безмятежное существование местечка! Об этом лучше всего осведомлен урядник. Ученики мореходного училища не оставляли в покое ни одной улицы, ни одного дома. Только места, где жили их учителя, они старались обходить и действовали здесь осмотрительно. Директор Айзуп знал обо всем, что происходит, иногда даже делал попытки воспрепятствовать похождениям воспитанников, старался повернуть их на стезю добродетели, но у него не хватало настойчивости, и все продолжалось по-старому. Даже инспектор признал свое бессилие в борьбе с «неотвратимым злом». В школьные годы он сам был не лучше. Жизнь их научит, а сейчас важнее всего, чтобы юноши усвоили премудрости судовождения, коносаменты, карту звездного неба, морские законы и в этих вопросах не давали никому спуску.
Посещая сыгровки, Ингус познакомился с человеком, который потом в течение всей школьной жизни стал его ближайшим другом и товарищем и сыграл значительную роль и в дальнейшем. Это был Волдис Гандрис — тоже первокурсник, но благодаря особенностям характера и выдающимся способностям приобретший такую известность и уважение, что с ним дружили даже выпускники.
2
Волдис Гандрис был, пожалуй, самым бедным из всей большой семьи учеников и вместе с тем главным заводилой всех проказ. К моменту поступления в училище у него за плечами уже была трехлетняя практика морского плавания — сначала юнгой на пароходе, затем младшим матросом на паруснике. Среди первогодков он считался самым опытным и обладал познаниями настолько обширными, что они сделали бы честь любому старому моряку. Немногие могли похвастаться, что видели Панамский канал или мыс доброй Надежды и, потерпев крушение у скалистых берегов Норвегии, возвращались на родину на пассажирском пароходе. Родители Волдиса работали пастухами в одном из видземских имений и почти не помогали сыну — дома, помимо него, оставалось немало голодных ртов. Молодому моряку подчас приходилось очень туго.
Волдис жил вместе с двумя старшими учениками в небольшом домике около аптеки. Пансиона здесь не было, каждый сам заботился о питании, зато вся квартира — две комнаты и кухня — находилась в полном распоряжении юношей. Уходи и приходи, когда хочешь, никого ты не беспокоишь и не выслушиваешь нотаций. Они ценили эту свободу и соответствующим образом пользовались ею. Большие сборища, вечеринки и сыгровки всегда происходили в «общежитии» Волдиса. Там находился штаб, разрабатывавший планы самых шумных похождений. Главным вдохновителем и вожаком всех проделок неизменно являлся Волдис — семнадцатилетний коренастый паренек. Учение давалось ему необыкновенно легко: достаточно было один раз прочесть заданный урок, как он уже знал его почти наизусть. Он шутя справлялся с самыми трудными заданиями и считался в классе первым учеником. Вечером, когда соседи по комнате еще корпели над книгами, он, покончив с уроками, готовил на всех ужин. В их объединенном хозяйстве Волдис выполнял обязанности повара; о закупке продуктов заботились остальные. Волдис неплохо говорил по-английски, играл на мандолине и выступал с акробатическими номерами. Но все эти таланты не могли сравниться с одной его способностью, где у него не было конкурентов: Волдис бесподобно подражал мяуканью кошек, точно, со всеми сложными оттенками и модуляциями передавая всю многообразную гамму подвывания, шипенья и ворчания. Когда он демонстрировал свое искусство, казалось, что по меньшей мере полдюжины котов сцепились в смертельной схватке. Не раз в темные зимние вечера Волдис пугал одиноких прохожих, устраивая неожиданно на улице кошачьи концерты. И это на самом деле было неприятно. Настолько неприятно, что урядник Трейман однажды ночью даже выстрелил в воздух из револьвера, застигнутый на улице кошачьим концертом в тот момент, когда он под винными парами на всех парусах направлялся домой из местного трактира. На котов протокол составлять не станешь, и к ответственности за нарушение общественной тишины и порядка их тоже не привлечешь. Суеверные кумушки с опаской выходили вечером в лавку, а дома всегда держали наготове сахарную водичку.
Дружба Ингуса с Волдисом началась в один из тех опустошительных набегов, после которого казалось, что по улице местечка только что пронесся потрясающей силы ураган. Это была самая знаменитая сыгровка в том году. Восемь или девять парней под командованием Волдиса вышли около десяти часов вечера из «общежития». Первым делом они взялись за перемещение вывесок. Рыжего быка с мясной лавки перевесили на дверь врача; дощечку с двери повивальной бабки, акушерки Саукум, прицепили к воротам знакомого старого холостяка-женоненавистника; поменяли местами вывески аптекаря и виноторговца, подчеркнув этим близкое родство этих заведений. А великолепная эмблема трактирщика оказалась утром у дверей сектантского молитвенного дома, и уважаемый проповедник господин Ацтинг подал после этого на трактирщика в суд за кощунство.
Не всегда, однако, все сходило гладко. У воспитанников мореходного училища было немало врагов, и особенно среди местных парней, чьи достоинства совсем заслонялись блестящими мундирами и не менее блестящими перспективами будущих моряков. Каждой девушке хотелось иметь друга и поклонника со штурманскими погонами и блестящими пуговицами, каждая наивно мечтала удостоиться чести быть госпожой капитаншей. Зимой местные юноши не имели успеха у девушек. Забытые и покинутые, они всем сердцем ненавидели бессовестных захватчиков и, собираясь группами, выслеживали соперников. Если попадался им под руку отбившийся от товарищей ученик, они избивали его и срезали с формы блестящие пуговицы. Когда встречались две враждебные группы, разгоралась настоящая битва. Ингус, выходя вечером на улицу, обязательно прятал под шинель какой-нибудь тяжелый предмет. У некоторых старшеклассников имелись револьверы. Но Волдис даже в самые трудные минуты ограничивался пробочным пистолетом. Военные действия разгорались обычно только ночью, днем же царило перемирие. Это продолжалось из года в год, каждую зиму. Новички быстро усваивали традиции предшественников, потому что, как известно, добрые обычаи переходят из поколения в поколение.