— Дай сельтерской, нет, — чаю… — заказал Джонит. Ингус улыбнулся. Улыбнулся и официант: заказ Джонита не соответствовал традициям этого заведения.
— Какой чай господин желает, обыкновенный или крепкий? — спросил он.
— О-бык-но-венный! — отчеканивая каждый слог, повторил Джонит. — А лучше всего вскипяти мне стакан молока, если у вас есть под рукой. Хочется согреться, — простодушно пояснил он, поворачиваясь к Ингусу. — Ты на меня не смотри. Пей, что тебе хочется.
Ингус заказал пиво. Кроме экипажа «Пинеги», у Карпа собрались моряки и с других судов. Они удивленно зашептались, когда официант поставил на стол перед Джонитом стакан кипяченого молока. Пинегинцы, посмеиваясь, рассказали чужим морякам о причинах странного вкуса Джонита.
Теперь улыбались все посетители кабачка, они подталкивали один другого локтем в бок, кое-где прорывался приглушенный смех. Только Джонит с серьезной миной пил маленькими глотками горячее молоко, с наслаждением причмокивая после каждого глотка.
— Удивительно вкусное молоко. Здесь, на севере, очень хорошие коровы. Придется заказать еще стакан. Ингус, ты не хочешь?
— Нет, Джонит. У Карпа неплохое пиво…
— Вот как. Ну, пей, пей, а я пока займусь молоком.
До полуночи оставался еще почти час. Все знали, что это лишь увертюра к какому-то большому представлению, поэтому время тянулось бесконечно долго, и, чтобы скоротать его, люди пытались веселиться. Кое-кто насмешливо осведомлялся о здоровье Джонита, о состоянии его желудка и о том, не повредит ли молоко его организму. Другие рекомендовали испытанные средства для пищеварения и от колик в животе, кто-то знал патентованное средство против страха и малодушия.
У Джонита горели кончики ушей, и стакан с молоком дрожал в его руке, но он принужденно улыбался на все выпады, старательно отодвигал чайной ложечкой пенку с молока. Напрасно Ингус глазами давал понять парням, чтобы они перестали дразнить его. Все были немного под хмельком, и никто уже не обращал внимания на присутствие штурмана. Те, кто был потрезвее, думали, что, провоцируя Джонита, услуживают Ингусу: если Джонит сорвется, штурман выиграет пари.
В половине двенадцатого из-за стола поднялся кочегар одного из судов и подошел к Джониту с полным пивным бокалом.
— Разрешите подсесть? — спросил он, сев рядом с Джонитом и устранив этим всякую необходимость ответить.
Джонит не отвечал.
Чужой кочегар, один из тех морских геркулесов, у которых от спертого воздуха и зноя кочегарки не бледнеет лицо и не высыхают мускулы, облокотился обеими руками на столик и уронил голову на грудь. Он сильно захмелел, глаза его косили.
— Ты правильный парень, — прошепелявил он. — Я хочу с тобой выпить.
— Ваше здоровье! — Джонит поднял навстречу незнакомцу стакан с молоком.
— Нет, дружок, не так. Официант! Да двигайся же, сухопутная корова! За мой счет два стакана водки.
Когда официант принес требуемое, незнакомец пододвинул один стакан Джониту, другой взял сам и поднял его, чтобы чокнуться.
— И ты, старина, не так ли? — спросил он. Ингусу показалось, что кочегар совсем не так пьян, каким представляется.
— Немного погодя, — ответил Джонит, отодвигая от себя стакан. — После двенадцати я с тобой выпью, выпью с каждым, кто пожелает, а сейчас нет.
— Что, ты мною брезгаешь? — чужой угрожающе закачался над столиком. — Я для тебя слишком прост? Друзья, будьте свидетелями, — он обратился ко всем окружающим. — Я хочу выпить с ним по-дружески, я заказал водку, а он отказывается. Как в таких случаях поступают?
— В рыло, в рыло! — проскрипел где-то в углу незнакомый тонкий голос. Вероятно, это был кто-нибудь из товарищей кочегара.
— Правильно, в рыло дать такому! — взревел кочегар. — Но сначала он выпьет, раз я этого хочу. На, не ломайся, молокосос! Понимаешь ли ты, мальчишка, какую тебе честь оказывают?
Джонит в отчаянии взглянул на стенные часы. Еще двадцать пять минут. Черт, вот глупое положение… Незнакомец, вероятно, знал, что Джониту нельзя драться, поэтому и пристал к нему как банный лист. Но… Джонит вдруг что-то вспомнил и громко спросил у Ингуса:
— Если на меня нападут, я имею право защищаться, штурман? Ведь так уславливались?
В помещении наступила полная тишина. Все ожидали ответа Ингуса.
— Да, если тебе угрожают и кто-нибудь первый ударит тебя, ты имеешь право защищаться, — тоже громко ответил Ингус. — И я думаю, что если кто-либо вздумает сейчас тебя без повода оскорбить, все пинегинцы, находящиеся здесь, пойдут тебе на помощь.
— Правильно, товарища нельзя давать в обиду, — раздались по углам возгласы людей с «Пинеги». Слова Ингуса затронули чувство товарищеской солидарности, и поняли все: длинный Путраймс, Лехтинен и боцман Зирнис, — что всякое оскорбление, нанесенное Джониту, задевает весь экипаж «Пинеги».
Чужой кочегар сразу почувствовал, что обстановка изменилась не в его пользу, и остатки трезвого рассудка в мозгу подсказали ему, что нужно переменить тактику. Приготовленный удар кулаком не состоялся, кочегар презрительно поморщился и, чтобы с честью уйти, вылил свою водку к Джониту в стакан с молоком, затем протянул ему этот своеобразный коктейль.
— Ну, это-то ты можешь выпить?
— Нет, я не пью помоев, — покачал отрицательно головой Джонит.
В следующий момент кочегар плеснул содержимое стакана в лицо Джониту. Мутная жидкость липкими каплями стекала по лицу, оставляя белые извилистые следы и впитываясь в шейный платок Джонита. Чужой ушел к своему столу и, словно победитель, уселся там, выпятив важно грудь, а Джонит, вынув носовой платок, старательно стер капли с лица и пятна с одежды.
Ингус решительно поднялся.
— Долг пинегинцев проучить нахала, — произнес он так, чтобы все могли его слышать.
— Успокойся, — Джонит силой усадил его обратно. — Разреши мне самому это уладить. Ведь я еще не лишен права расквитаться со своими обидчиками?
Прошло еще четверть часа. Без пяти минут двенадцать Джонит встал, подозвал официанта и о чем-то тихо его спросил. Официант удивился было вопросу Джонита, но тот не отступал и спокойно убедил его. В результате переговоров официант принес Джониту какой-то ключ, и Джонит, как бы продолжая разговор, незаметно закрыл единственные двери помещения. Это видели только двое — Ингус и официант. Остальные решили, что Джонит заказывает официанту обещанное угощение, и из скромности старались не смотреть в их сторону. Да, Джонит действительно готовил им угощение, только совсем не такое, какого они ожидали.
Закрыв дверь на ключ, он вернулся к столику и сел напротив Ингуса. До полуночи оставалось три минуты. Это был совсем коротенький промежуток времени, но вполне достаточный для того, чтобы могли произойти кое-какие трагикомические случаи. Началось все с того, что чужой кочегар, заявив товарищам, что должен выйти на минутку по своим надобностям, встал из-за стола и пошел к двери. Найдя ее закрытой, он вернулся и с беспокойством взглянул на Джонита. Тот, недобро усмехаясь, барабанил пальцами по столу. Кочегар подсел к товарищам и нервно стал переставлять стаканы.
Тогда Путраймс, сославшись на невыносимую духоту, сказал, что выйдет подышать свежим воздухом. У двери его красное лицо побледнело, и, покусывая нижнюю губу, он возвратился на свое место. И его проводил насмешливый, горевший злым огнем взгляд Джонита. С приближением полуночи еще кое-кто вспомнил о разных неотложных делах, но закрытая дверь возвращала их обратно к столам. Они в поисках чего-то озирались, изучали стены и окна, и их смятение усилилось при виде закрытых ставнями окон. Из этого помещения был лишь один выход в дверь, но она была закрыта, а ключ был у Джонита. Только теперь дошло до сознания чужого кочегара, Путраймса и многих других, что они заперты, заперты в одно помещение с разъяренным зверем. Ингус тоже почувствовал назревающий скандал.
— Джонит, — заговорил он, коснувшись руки товарища, — ты не натворишь глупостей? Тебе же потом хуже будет.
— Не надо беспокоиться, все будет в порядке — и волки сыты и овцы целы… — загадочно усмехнулся Джонит.
Стенные часы медленно пробили двенадцать. Когда прозвучал последний удар, Джонит встал из-за стола и громко спросил Ингуса: