— Разве не удивительно, что мы так встретились?.. — сказал он, не выпуская теплой руки Айи.
— Ты хотел пить, — напомнила она.
— Да, правда, мне очень хочется пить, — Янка выпил сок и отдал кружку. — Тебе сейчас, наверно, некогда болтать, а мне хотелось бы о многом услышать — как тебе жилось? Что с тобой произошло?
— После ужина можешь зайти ко мне. Я буду свободна.
— Хорошо. Мне тоже надо привести себя в порядок. Ну, если уж мне довелось быть гостем в твоем доме, то я воспользуюсь гостеприимством: не можешь ли мне дать немного теплой воды?
— Сколько — ведро или бочку? — рассмеялась Айя.
Какие у нее красивые зубы! Как темно алеет кровь под тонкой кожей и какая легкая, упругая походка!..
Янка вошел в общежитие и первым делом достал бритву. Приведя себя в порядок и сменив одежду, он наскоро поужинал. Затем устроил себе постель и углу комнаты и некоторое время наблюдал, как товарищи играют в карты.
— Ты не сыграешь с нами? — спросил кто-то.
— Я встретил старых знакомых, — ответил Янка. — Надо зайти побеседовать.
Когда в комнате поднялся обычный шум, он тихо выскользнул на кухню. Айя уже ждала его.
— На улице холодно и грязно, — сказала она. — Пойдем лучше ко мне в комнату.
У нее была крохотная каморка рядом с кухней, оконце выходило в сад. Тут стояла маленькая деревянная кровать, покрытая полосатым домотканым одеялом, столик у окна, простая скамейка, а на подоконнике — глиняная кружка с полураспустившейся сиренью. Здесь было тесно, но уютно, и Янке, всю зиму скитавшемуся из одного чужого дома в другой, ютившемуся в больших, наполненных народом комнатах, этот тихий, уединенный уголок внушил давно забытые отрадные чувства.
Ему пришлось первому рассказывать о себе. То, что он ничего особенного в жизни не достиг, немного возвысило Айю в собственных глазах; она смелее смотрела на Янку, смелее разговаривала с ним. Кем она теперь была? Ни батрачка, ни член семьи в Упличах. Хозяйка — сестра матери Айи. Вернувшись из России, Айя сразу же приехала сюда и нашла здесь не только приют и кусок хлеба, но и человеческое радушие. Правда, ей приходилось делать всю домашнюю работу, и нельзя сказать, чтобы ей тут принадлежало больше, чем другим батракам, но, когда пришло время, тетка отправила ее на ученье[30], одела и дала всем понять, что Айя — член ее семьи. Маленького брата Айи усыновила какая-то дальняя родственница; у нее была булочная в Сигулде, муж работал плотником, и у них не было детей. От имущества родителей ничего не осталось, за исключением шести пурвиет земли вблизи станции и маленького, запущенного домика. Хозяин Упличей подыскал на него покупателя и половину вырученной суммы — триста латов — положил в банк на имя Айи. Вторая половина причиталась брату.
Об остальных сибиряках Айя ничего не знала. Янка кое-что рассказал о них. Например, о Бренгулисе, Силинях, мяснике Блукисе и своих родных. Но о Ниедрах он не сказал ни слова, хотя Айю это интересовало больше всего.
— Ты когда-нибудь встречался с Ниедрами? — с кажущимся равнодушием спросила она.
— Я не знаю, где они живут, и ничего о них не слыхал, — так же равнодушно ответил Янка.
Глаза Айи сразу сделались ярче, и голос зазвучал громче. Ее близость, вечерний сумрак и струившийся в открытое окно весенний воздух будили в Янке неясную тревогу. Ему хотелось коснуться руки Айи, ощутить тепло ее плеча и потрогать темную волну ее волос. Но он тут же устыдился своих желаний.
— Долго ты собираешься работать в нашей местности? — спросила Айя.
— Недели две или немного дольше.
— А потом?
— Пойду на Гаую плоты вязать.
— Дома у тебя никакого дела нет?
— Нет. Я могу задерживаться, где мне угодно и сколько захочу. Меня никто не ждет.
— Ты еще не думаешь об оседлой жизни?
— Стоит ли об этом думать? Буду пока жить, как живется. Если когда-нибудь подвернется случай, будут подходящие обстоятельства, можно будет подумать. Самое приятное, что я сам себе хозяин, — как хочу, так и живу. Да ты и сама это знаешь, у тебя такое же положение.
— Да, еще недавно у нас были родители. Теперь своя голова на плечах, свой ум. И разве мы не умеем жить?..
— Жизнь нас учит твердо стоять на ногах. Это так же, как с плаванием: будешь бояться глубины, за кого-то держаться, никогда не научишься. А однажды откажешься от поддержки, бросишься в воду — сразу постигнешь это искусство.
«Интересно, что она сделает, если я ее поцелую?»
Не успел он об этом подумать, как ему захотелось осуществить это. И внезапно появилось сомнение: а потом?
30
…когда пришло время, тетка отправила ее на ученье… — Имеются в виду проводившиеся пастором подготовительные занятия, которые предшествовали конфирмации.