Но Ингусу исполнилось тридцать лет, а он все не показывался. Годы шли. Проходила весна, начиналось лето, и Лилии все чаще приходилось слышать вопрос своих близких:
— Долго ли ты думаешь так жить? Чего еще ждешь?
Она знала, чего ждет, но никому об этом не рассказывала. И, вероятно, ни один не подозревал истинной причины того, почему эта миловидная женщина еще не вышла замуж. Возможностей было немало. По-прежнему бодрая и живая, Лилия вместе с житейским опытом приобрела скромное женское достоинство, которое исходило от сознания своей независимости. Ей не приходилось выклянчивать у людей уважение. Единственный брат Лилии погиб на войне, отец умер во время немецкой оккупации, и несколькими годами позже болезнь свела в могилу старую Кюрзениете. Теперь Лилии одной принадлежал небольшой родительский дом и кое-что из рыболовных снастей. Еще при жизни отца ей приходилось вести скромное хозяйство Кюрзенов, потому что мать была женщина болезненная и почти не помогала мужу. Таким образом, Лилия, рано привыкла к самостоятельной жизни. Но лишь теперь она по-настоящему поняла, какую ценность представляла эта жизненная школа, и не видела причины, почему ей нужно отказаться от своей независимости ради какого-то чужого человека — мужчины, которого она не ждала и не приглашала.
Но они приходили, нежданные и незваные, сватали ее и удивлялись, когда эта молодая, одинокая женщина отвергала их лестные предложения. У некоторых было громадное самомнение; другие воображали, что проявляют настоящее самопожертвование, спасая созревшую женщину от участи старой девы и обеспечивая усадьбу Кюрзенов хозяином; были еще и такие, которые пытались завоевать ее расположение смиренной кротостью.
Почему она всем отказывала? Разве некоторые из них не были бравыми и красивыми мужчинами, хорошими ремесленниками и честными людьми? Кто же ей был нужен, если из стольких предложений она не могли выбрать ни одного? Может быть, она просто сама не знает, чего хочет?
Наконец, Лилия стала задумываться. Ей исполнилось тридцать лет, а Ингус Зитар все еще не подает о себе никаких вестей. Может быть, он и в самом деле не вернется? Может быть, Ингуса Зитара уже нет, и она напрасно ждет его?
Прошел еще год, и Лилия приметила одного человека. Прежде она его вовсе не замечала, хотя он и жил здесь рядом уже десять лет и ей каждый день приходилось с ним встречаться. Ему в городке принадлежала лавка, куда Лилия ходила за покупками и где получала почту. Это был Аугуст Лицис, семью годами старше Лилии, не слишком богатый, но и не бедный; не очень красивый, но довольно приятный, а главное — серьезный и энергичный человек. Этой весной он зачастил в Кюрзены, и Лилия переносила его присутствие гораздо легче, чем присутствие других, посещавших ее с теми же намерениями. Иногда они вместе ходили на вечера, и Лицис вскользь замечал в разговоре, что рождество — самое подходящее время для свадеб. Лилия не говорила ни да, ни нет. К осени Лицис стал нетерпеливее, потому что с нового года он собирался расширить торговлю, и ему нужна была хозяйка в доме. Она попросила дать ей возможность подумать.
А сейчас шел липкий первый снег. Дорога тонула в грязи, и Лилии не хотелось сегодня вечером идти в городок за газетой. Может быть, причиной тому была ненастная погода, а может, и другое: срок, предоставленный на размышление, подходил к концу; каждую минуту можно было ожидать вопроса Лициса (кольца он уже купил), а Лилия еще ничего не решила.
Внизу за' лугами волновалось море. Если бы оно не было таким большим, можно было подумать, что это озеро, потому что на берегу не было дюн и обширного песчаного пляжа. Тоскливо кричали чайки, смешавшись в пестрой стае вместе с воронами.
«Нет, я не пойду в лавку», — решила Лилия.
Поздно вечером во дворе залаяла собака. Она сразу же умолкла, узнав пришедшего. И скоро раздался уверенный стук в дверь.
Это был Лицис. Мокрый, продрогший, он снял в передней калоши и последовал за Лилией, которая впустила его в большую комнату.
— Что же вы так поздно? — спросила она.
— Я принес вашу газету, — сказал Лицис и подал ей бандероль.
— Ради газеты не стоило идти по такой слякоти, — улыбнулась Лилия. — Я получила бы ее утром.
— Это верно, но у меня были кое-какие причины, по которым я предпринял это путешествие, — Лицис выждал, не спросит ли Лилия, что это за причины, и, не дождавшись, продолжал: — Я сегодня ночью еду в Ригу, поэтому думал, что нам не мешало бы потолковать. Может быть, что-нибудь нужно привезти?
— Писем не было? — спросила Лилия. — Я жду письма от двоюродной сестры.