— Пока что твою попытку меня разубедить никак не назовешь успешной, — заметил Джулиан.
— Ты узнал, какова будет вечная жизнь. Что сделало бы ее невыносимой?
Джулиан поразмыслил.
— Боязнь ее лишиться?
— Да нет же. Вина. Чувство вины за такую кражу.
Джулиан рассмеялся без малейшего веселья.
— Я что, похож на человека, которому оно свойственно?
— Нет. Но ты изменишься. Меняются все обладатели Семени. По прошествии нескольких миллионов лет — или уже нескольких тысяч — ты все начнешь воспринимать в ином свете. Да-да, пожалуй, достанет уже нескольких столетий, чтобы тебя обуяла вина, которой ты обречен будешь терзаться вечно, или до тех пор, пока…
Речь Бессмертного оборвали хриплые стоны агонии.
— Интересно, каким образом было изготовлено столь замечательное устройство, — пробормотал Джулиан, равнодушный к терзаниям Бессмертного.
Чужак, однако, пересилил себя и продолжил объяснять:
— Я расскажу тебе все, что знаю. Происхождение Семени теряется во тьме истории, но легенда о нем выглядит правдоподобной. Говорят, его создала раса существ — ее имени даже я не ведаю, — стремившихся покарать преступника.
Внимание Джулиана отвлеклось: снаружи в стену убежища кто-то скребся. Он поспешил к проделанной Бессмертным дыре, приложил ухо к заслонке и услышал шорох лап. Волки? Или какое-то другое животное?
Вскинув лучемет, он вернулся к Бессмертному. Последняя фраза чужака озадачила.
— Продолжай! — скомандовал он.
— Мои силы на исходе, — ответил Бессмертный. — Тем не менее… да, так вот, существа, о которых я упомянул, были в затруднении. Им следовало покарать величайшего преступника в истории, индивида, совершившего невероятные злодеяния — и при этом безумного. Они решили, что целесообразнее всего будет исцелить его, а потом заставить вечно терзаться виной за содеянное. Бессмертие решает обе проблемы. И даже более того. Еще один аспект бытия, которое ты так стремишься обрести, — неустанная погоня: на тебя все время будут охотиться другие жаждущие бессмертия, зная, что секретом его владеешь только ты. Таким образом создатели Семени запустили причинно-следственный механизм, частью которого стали мы с тобой. Куда бы ни попадало Семя, оно притягивает к себе самых отъявленных злодеев. Сколько их угодило в эту ловушку? Никто не знает. О, вечная охота на бессмертного!
— Любая ценность стоит того, чтобы за нее сражаться, — заметил Джулиан. — Что же до раскаяния, так ужасающего тебя, то я к нему совершенно иммунен.
— Сейчас? Да. Но ты изменишься. Я еще не поведал тебе самого жуткого. Самое жуткое, что в конце концов ты одним своим существованием начнешь притягивать к себе других бедолаг, которые угодят в ту же западню и понесут аналогичное наказание. Так случилось и со мной. Я не всегда был безобидным отшельником, каким знаешь меня ты, Феррдж. О, если бы ты только… Я был стократ тебя порочней. Я похитил Семя, как ныне похищаешь его ты. И я страдал, как будешь страдать ты. Умоляю, не принимай Семя. Лучше умереть, Феррдж, лучше умереть!
Джулиан воспринял увещевания Бессмертного как продиктованную отчаянием последнюю уловку. Даже эти заявления о чудесных свойствах Семени могут оказаться ложью. Вполне возможно, что в шарике яд. Джулиан решил рискнуть.
— После всего, через что я прошел? — произнес он. — Нет, я не отступлю.
Шарик сперва показался ему слишком объемистым, чтобы проглотить, но ради эксперимента он положил Семя в рот. Как только шарик коснулся губ, то словно ожил и наэлектризовался. Двигаясь словно бы по собственной воле, шарик соскользнул в глотку и опустился в желудок, и Джулиан ощутил его там большим тяжелым камнем, который постепенно рассосался.