– Посмотрите-ка, Леночка, – драгуны, – проговорила её подруга, смотревшая в окно. – И пушки. Странно, зачем им пушки?
Оля подошла к окну. В полосах света, падающих от окон, было видно, как драгуны спокойно, перебрасываясь словами, устанавливали пушки. «Что это они собираются делать? Стрелять из пушек? В кого?»
Заиграл сигнальный рожок, ещё… На улицу вышел офицер, драгуны вытянулись. Вдруг со страшной силой ударил взрыв – как подкошенный упал офицер, схватившись за плечо, повалился солдат, заржала лошадь.
«Бомбу бросили с четвёртого этажа. Ну, теперь держись!» – подумала Оля, отходя от окна.
Снова запел сигнальный рожок.
– Девушки, ложитесь на пол, быстро!
Оля не успела договорить, как прогремел выстрел, за ним другой. Со свистом и грохотом влетела шрапнель, ударилась в потолок, разорвалась, наполнив комнату пороховым дымом, пылью падающей штукатурки, звоном разбитых стекол… Погас свет. С криками ужаса все бросились к дверям – в коридор, на лестницу, на первые этажи. Две девушки-санитарки упали в обморок, но тут же пришли в себя и с визгом и плачем кинулись вслед за остальными. Ударил второй залп. Со стоном упал юноша, бежавший вместе с Олей. Оля нагнулась над ним, приподняла его голову, положила к себе на колено, судорожно стала рвать пакет. По руке потекло тёплое и липкое. Залп осветил безжизненно-бледное, залитое кровью лицо. А залпы всё гремели и гремели. Пятый, седьмой, десятый…
Страх ушёл из сердца, его место заполняла дикая, страшная злоба. Стало трудно дышать. Дрожащей рукой Оля пыталась расстегнуть пуговицу, но пальцы не слушались, с силой рванула воротник, глотнула воздух пересохшим ртом.
– Ироды, убийцы! Будьте прокляты, будьте трижды прокляты! Из пушек стрелять в людей… – Оля не замечала, что кричала хрипло, надсадно. Слёзы заливали лицо, мешая смотреть, а она, прижимая к груди безжизненную окровавленную голову, кричала:
– Бейте их, бейте!
Тишина наступила неожиданно. В разбитые окна Оля ясно увидела, как от солдат отделились двое, держа на штыке белый платок.
– Сдавайтесь! – кричали они. – Всё равно всех перебьём!
– Врёшь, гадина, не перебьёшь всех, нас много! – сквозь зубы, с перекошенным от ненависти ртом проговорил дружинник. Он поправил винтовку, прицелился и выстрелил. – Вот вам ответ от дяди Акима, царские холуи!
И вновь загрохотали залпы. Раненых становилось всё больше и больше. Уже не хватало бинтов, йода…
Силы были слишком неравные. Исход борьбы стал очевиден.
– Вот что, братцы, – сказал дядя Аким. – Нам сдаваться нельзя, мы из Казанских мастерских, большевики. Нас всё равно к ногтю. Но и подыхать рановато. Я ещё не рассчитался с ними. А дюже охота посчитаться. Потому айда за мной – попытаем через чердак.
– Серёга, бери-ка меня за шею, – обратился он к рабочему, раненному в ногу. – А ты, Михей, помоги-ка Митрию. Кто с нами – пошли!
Когда солдаты ворвались в училище, то многие из дружинников уже успели скрыться. Пленных выводили партиями человек по сорок. Оля вышла со второй.
На улице было темно и холодно, от пережитых волнений била нервная дрожь. Оля подняла воротник и, зябко поёживаясь, засунула руки в карманы. Вдруг из переулка на всём скаку вылетел отряд драгун.
– Руби эту рвань! – заорал мчавшийся впереди офицер. Выхватив шашку и размахивая ею над головой, он нёсся прямо на безоружную толпу. Испуганные люди бросились врассыпную, не обращая внимания на крики и угрозы конвоя.
Оля бежала, не чувствуя под собою ног, сердце толчками билось в груди. «Ещё немного, только добежать вот до тех ворот – и спасение». Слышала, как за нею кто-то бежал, хрипло дыша. «Кто это, драгун или рабочий? Оглянуться бы», – мелькнула мысль, и в тот же миг почувствовала, что падает, – подвернулась нога, больно стукнулась лицом. Не двигаться, замереть… Кто-то тяжело упал рядом.
– Спрячь голову, прикрой рукой, – услышала прерывистый шёпот. Послушалась. И сейчас же – топот копыт и пьяная ругань офицера:
– Что это за куча валяется, руби её!
– Баба это, Ваше благородие, от страха сомлела, – голос солдата.
– Ишь, большевистская сволочь, в снег зарылась – шашкой не достать.
«Ну всё, конец», – пронеслось в голове. Горячее дыхание коня, свист сабли и резкая боль, как ожог, в руке. Открыла глаза, увидела, как, пружиня в стременах, офицер легко изогнулся и полоснул шашкой там, где лежал рабочий. Тошнотворно запахло горячей кровью.
Раздался треск выстрелов. Стреляли сверху, с четвертого этажа. Лошадь офицера на бегу споткнулась, упала, подминая под себя хозяина. «Наши выручают, скорей бежать…» Последнее, что осталось в памяти, что унесла Оля с собой на всю жизнь, – это распростёртое на снегу тело с расколотой надвое головой, кровь и пар от тёплого человеческого мозга…