Сологубенко усиленно тер рукою лоб, стараясь более полно представить себе композицию будущего полотна. Наконец он вытащил записную книжку и при дрожащем свете костра сделал несколько набросков.
- Понравилось вам, как вечером плясала докторша? - справился он у дневальных.
- Глядели мы на нее и диву давались. Ученая - и вдруг так пляшет. Даже сразу в уме такого не укладывалось, - живо ответил телефонист Горновой.
Ночь тихо плыла над землей. прапорщика и солдат все больше клонило ко сну. Откуда-то издалека доносился заливистый собачий лай, с коновязей слышалось сонное пофыркивание лошадей и ленивые оклики дневальных. Сологубенко задремал.
19
В начале четвертого часа тревожно и настойчиво запищал телефон. Горновой поднял трубку.
- Постой, ничего я не пойму, - тяжелые - стол, мортирщики пятистенок, легкие - семисвечник. Так, что ли? Чудно больно что-то! Повтори-ка еще раз.
Помусолив карандаш, телефонист каракулями начал выводить полученую телефонограмму.
"Подписал командующий армией генерал Каледин, - с замысловатым росчерком вывел он генеральскую фамилию. - передал Середа, принял Горновой. Три часа пятнадцать минут двадцать второго мая тысяча девятьсот шестнадцатого года".
Затем солдат осторожно разбудил Сологубенко. Прапорщик тоже ничего не понял и велел отнести телефонограмму Кремневу. Капитан прочел ее внимательно, посмотрел на часы и приказал будить солдат в пять часов утра, затем он повернулся на другой бок и заснул. Еще было совсем тихо, когда Зуев начал выводить из ангара привязной аэростат. Опробовав работу лебедки, проверил стропы выпускного клапана, добавил через аппендикс газа из газгольдеров.
Около гаубиц хлопотал Звонарев, при свете фонарей в последний раз перед боем проверял исправность материальной части. Подошел Борейко, сипловатым со сна голосом поздоровался с солдатами, справился у Звонарева, все ли в порядке на батарее.
- Помни, в случае, если я выйду из строя, продолжай огонь по выбранным мною целям, не задерживай стрельбы, - приказал капитан.
Затем он подошел к привязному аэростату и, подозвав к себе Зуева, распорядился:
- Если немецкий самолет атакует нас, бейте по нему ружейными залпами, не думая обо мне. Лучше подстрелить своего командира, чем пропустить врага. Кто из разведчиков пойдет со мной в полет?
- Дозвольте мне ваше высокоблагородие! - немедленно отозвался Блохин.
Борейко потрепал кго по плечу.
- Полезай в корзину, Филя.
Без четверти четыре Борейко занял место в корзине, за ним влез и Блохин. Оба прикрепили к себе парашютные стропы, сами парашюты повисли на бортах корзины.
- Лебедка виру помалу! - скомандовал капитан, и серебристый аэростат медленно поплыл в спокойном прохладном воздухе.
На востоке стало заметно сереть, свет прибавлялсь с каждуй минутой. Борейко, поеживась от холода, в бинокль рассматривал покрытые еще ночной мглой линии немецких окопов. Найдя наконец нужную цель, он повернулся к Блохину, который с телефоном примостилмя на дне корзины.
- Так начнем, говоришь, Филя? - улыбнулся капитан.
Блохин взглянул на охваченный заревом наступающего дня восток.
- Как раз время разжигать кон, Борис Дмитриевич.
- Цель номер один, орудиями огонь! - скомандовал Борейко, и Блохин точас же повторил это в телефон.
Ровно в четыре часа утра на аэростат упали первые лучи солнца, и в это мнгновение внизу, в чаще леса, блеснул столб огня. Через несколько секунд до капитана долетел раскатистый гул тяжелого выстрела, и в воздухе зашелестел быстро удаляюшийся снаряд. Около цели, чуть вправо и немного не долетев до нее,взвился столб черного дыма.
- Левее ноль-ноль два, прицнл больше на одно деление, батареей огонь! - произнес Борейко.
Блохин, как эхо, повторил команду в телефон, и вскоре снизу донеслись удары трех выстрелов. Немного повременив, капитан поднес биеокль к глазам. Перед ним четко вырисовывался сильно укрепленный узел сопротивления - три ряда проволочных заграждений и многоярусная огневая оборона из железобетонных укреплений, господствующих над всей окружающей местностью. Три огромных взрыва взметнулись как раз над укреплением. Высоко вверх взлетели глыбы бетона, бревна, колья проволчных заграждений и туча камней и земли. Когда дым рассеялся, стало видно, как стремительно бежали во все стороны от места взрыва немецкие солдаты.
- Как жаль, что нет дальнобойных пушек, тут бы их как следует припудрить шрапнелью! - вздыхал Борейко. - Тридцать секунд выстрел огонь!
Двенадцатидюймовая батарея начала методичный обстрел укрепленного узла, как гигантским молотом, разбивая железобетон, бревна, проволоку и уничтожая людей.
Капитан осмотрелся по сторонам. Справа черная завеса дыма и земли показала места, обстреливаемые тяжелой и мортирными батареями, слева доносилась резкая стрельба легких орудий, которые били по проволоке и ближним тылам противника. Воздух наполнился раскатами артиллерийской канонады. Казалось, среди безоблачного голубого неба разразилась страшная гроза. Испуганые птицы стаями взлетали над лесом и устремлялись на восток.
Немецкие батареи молчали, зато в воздухе появилось около десятка вражеских самолетов. Они, как орды-стервятники, кружились над русскими, высматривая артиллерийские позиции.
- Наблюдать за воздухом! - приказал Борейко аэростатной команде, и только внизу, около подъемной лебедки, зашевелился взвод солдат с винтовками и два автомобиля с установленными на них сдвоенными пулеметами. Блохин тут же вытащил из угла ручной пулемет Кольта и приладил к борту корзины.
Капитан продолжал следить за результатами стрельбы. После двух попаданий двух десятков пятидесятифунтовых снарядов укрепленный узел превратился в бесформенную груду развалин.
- Стой! Цель номер два, орудиями! - перенес огонь Борейко на группу пулеметных гнезд во второй линии обороны, и через минуты огромные гаубицы обрушили на них свои всесокрушающие смертоносные удары.