- С рассветом мой полк должен двинуться вперед. Я прошу вас поддержать меня огнем всех своих орудий, - обратился к артиллеристам полковник.
- Само собой разумееться, что полк только тогда двинеться вперед, когда вся артиллерия противника будет полностью уничтожена. Кроме того, вас будут сопровождать при наступлении батареи Кремнева и Бояровского, сказал Борейко. - На них я возлогаю обязанность: подавлять огнем, прямой наводкой, все огневые точки, которые обнаружат себя.
- Будет в точности исполнено, - отозвались в один голос оба командира.
- Теперь хочу я с вами, господа командиры, побалакать по секретному делу: появились у нас шпигуны и мерзотники, що смущают солдат подпольными листами. Ось побачте! - И Хоменко протянул листовку Донского комитета РСДРП, которую читал Солопов. - Ци шкидники перед боем смущают солдатскую душу всякими мерзостями. Есть у меня сведения, что ци листы с ваших гарматов, Борейко. Там много мастеровщины с Питера, она и привезла с собой прокламации. Треба вчиныть у усих ротах, батареях и командах обыск и цю мерзостину изъять, а виновных в распостранении предать суду, - решительно предложил Хоменко. - Сегодня в вечер и за ночь обыскать все места и Уничтожить всю нелегальщину.
- Бесполезно, господин полковник! Надо обыскивать не роты и батареи, а всю округу, все деревья в лесу, все ямы в поле, все хаты и сараи в деревне. И все же мы едва ли что-либо найдем, - возразил Борейко. - Пока мы сюда добрались, я раз пять перетряхивал все имущество батареи и солдат - и ничего не нашел. Да и без листков солдаты все время ведут разговоры на ту же тему, что изложена в листках. Политическая обстановка в стране не может не отражаться на настроении солдат.
- Надо вести разъяснительную работу среди солдат, - вставил Кремнев.
- Трудно разъяснить тебе, что ты сыт, когда у тебя в брюхе пусто, усмехнулся Борейко. - А бороться с рапостранением нелегальщины должна жандармерия. Мы заняты подготовкой к предстоящему наступлению и нам не до политики.
- Все же я предлагаю всем командирам произвести обыски в своих частях. Надо все-таки изъять прокламации, - распорядился Хоменко.
На этом совещание кончилось.
Звонарев пошел проводить Хоменко до домика лесника, надеясь повидать жену, но ее на переваязочном пункте не оказалось. Вместе с Ветровой и Осипенко она уже перебралась в окопы пехотного полка, где и решила обосноваться на время наступления.
Хоменко пришел в восторг от такой предприимчивости Звонаревой и не стал слушать Емельянова.
- Ведь это просто бабье сумасбродство, - тонким голосом жаловался уполномоченный. - Всякий раненый стремиться прежде всего попасть в безопасное место. Да и медицинский персонал под огнем будет работать плохо. Какая уж тут работа, когда кругом снаряды рвуться.
- Бегут из боя только трусы, а чем скорее раненым будет оказана помощь, тем лучше. Это им сохранит жизнь. Что же еще нужно для солдата и командира? Неужели не ясно. что поступок госпожи Звонаревой правилен и благороден? - отрезал полковник и отправился лальше.
Варю Хоменко нашел в своем бдиндаже.
- Надеюсь, вы не в претензии, Михаил Игнатьевич, что мы выселили вас к телефонистам, а сами обосновались здесь? - встретила его Звонарева.
- В тесноте, да не в обиде, лишь бы раненым было хорошо да вам, врачам и сестрам, удобно работать. За всю войну первый раз вижу, чтобы передовой перевязочный пункт действительно оказался передовым и распологался в пехотных окопах.
К перевязочному пункту начали собираться ротные фельдшера и санитары. Они с любопытством поглядывали на Варю и сестер милосердия.
- Неужто и в бою вы останетесь тут? - спрашивали солдаты.
Вы будете здесь, отчего же и нам не остаться? - отвечала Варя.
- Так мы солдаты, мужчины, а вы женщины - доктор да сестры.
- Вот именно - врачи да сестры. И быть здесь наш долг. Какие же мы тогда сестры милосердия, если за милосердием вам прийдеться тащиться версту с гаком?
Варя показала своим гостям некоторые новые способы перевязки. Сначала солдаты только слушали, но потом заинтересовались и сами начали задавать вопросы. Завязалась беседа, которая затянулась надолго. Хоменко тоже подсел к Варе и, посасывая трубку, одобрительно кивал головой.
Потом полковник подозвал к себе старшего разведчика Гриценко.
- Слухай, що я тоби буду казать, - проговорил полковник и, показав листовку солдату, приказал: - Щоб ты, як хочешь, разузнал мне, яки шкидник листы разбрасывает. Мерзостники эти нам у спину нож всажают. Поняв, хлопчик, що от тэбэ треба?
- Так точно, ваше высокоблагородие, понял. Изловить щпигунов и шкидников, - ответил Гриценко и отошел от командира, стараясь понять, каким образом попали к Хоменко им самим так секретно розданные листовки. Не иначе в темноте обронил, а какая-то шкура отнесла начальству.
Когда Хоменко наконец ушел, Гриценко неожиданно окликнула Звонарева.
- О каких листках говорил с вами полковник? - поинтересовалась докторша.
- Якись подпольни листки. Я их и не бачив. Що в них писано, не знаю, - уклончиво ответил солдат.
- А вы бы поинтересовались, - посоветовала Звонарева.
- Мы и без чтения знаем, что в них написано. Только про то балакать не треба, - замкнулся солдат и поспешил отойти от докторши.
Звонарева решила завтра же поговорить с Гриценко и с Блохиным.
Около полуночи разведчики тихонько выбрались из окопов и незаметно направились в сторону немецких укреплений, откуда доносился смутный ушм голосов, стук лопат и кирок. Немцы торопились исправить повреждения. Увлеченные работой, они не слышали продвижения русских разведчиков, хотя стояла тихая теплая ночь. С речки поднимался легкий туман, над которым методично взлетали германские ракеты. Не было слышно ни единого выстрела, и только нестройный лягушачий концерт нарушал ночную тишину.
Разведчики осторожно навели легкие мостики через речку и перебрались на вражеский берег. Подрывники положили патроны под кое-где уцелевшую еще проволоку, подожгли фитиль и вернулись назад.
Только когда грохнул взрыв, немцы начали усиленно пускать ракеты, застрочили их пулеметы, заполыхали зарницы орудийных выстрелов, и несколько снарядов с визгом разорвалось над русскими окопами.