Вскоре на заседание пришли начальник штаба и сам командующий гвардейским отрядом генерал Безобразов. На стене висела подробная карта района будущих боев.
Борейко очень сжато доложил обстановку на участке, где должны были развернуться наступательные бои, ознакомил присутствующих с положением тяжелых батарей, их боеснабжением, состоянием материальной части, с результатами воздушных и наземных разведок. Общий вывод, к которому пришел Борейко, был тот, что при наличных артиллерийских средствах разрушение всей полосы германских укреплений невозможно и атака неизбежно потерпит кровавую неудачу.
Это заключение вызвало всеобщее возмущение. Посыпались весьма нелестные реплики в адрес Борейко, который-де недостаточно компетентен, чтобы решать вопрос, быть или не быть наступлению.
- Прикажут, и полки пойдут в атаку! - упрямо твердили представители гвардейского штаба.
- Пойти-то пойдут, но атака захлебнеться. Германского рубежа они не преодолеют. Потери будут исключительно велики и ни в какой мере не оправдают достигнутых результатов, - предупреждал Борейко.
- Подполковник, очевидно, не представляет себе, на что способна русская гвардия.
- Зато я хорошо представляю, что значит идти безоружными против сильно укрепленных позиций врага, который более полугода создавал оборонительный рубеж на Стоходе, - твердо и спокойно говорил Борейко.
Шихлинский и Рейн поддержали заключение Борейко. Это привело штабных работников в замешательство.
- Что, по вашему мнению, господа тяжелые артиллеристы, нужно для преодоления вражеского рубежа обороны? - спросил Безобразов, молча слушавший доклад и возникшие после него споры.
- Отложить наступление до первого августа, подвезти не менее двух тысяч тяжелых снарядов и сосредоточить в этом районе еще два-три дивизиона мощных орудий - одиннадцати- или двеннадцатидюймового калибра, - советовал Борейко.
- Без одобрения Ставки верховного главнокомандуещего это сделать нельзя, - сказал Безобразов.
Поскольку Шихлинский на этом собрании был представителем Ставки, то ему было поручено немедленно отбыть в Могилев, где находилась Ставка, и там в срочном порядке выяснить все эти вопросы. Прямо с заседания Шихлинский отправился на железную дорогу, забрав с собой все схемы и записку Борейко. Шифрованной телеграммой запросили Ставку о возможности получения тяжелых снарядов. Через час пришел ответ: снаряды могут быть доставленны только через неделю, и то в половинном количестве.
- На русских заводах их еще не изготовляют, а дорогие союзнички не торопяться снабжать ими русскую армию, - пояснил Рейн.
Не ожидая возвращения Шихлинского, Борейко осторожно пристрелял свои батареи по наиболее вероятным целям в предстоящем бою. За ним пристрелялись и другие тяжелые дивизионы. Своим чередом произвели пристрелку и легкие батареи. К вечеру уже можно было приступать к артиллерийской подготовке наступления на намеченном направлении.
Одновременно с войсками и артиллерией стягивались и санитарные учреждения. Правда, они распологались в тылу, но сосредотачивались в этом же районе.
После ухода тяжелых батарей в район Рожища Варя начала искать возможности перебраться поближе к мужу. Вместо Хоменко, принявшего командование 102-дивизией, командиром полка был назначен Енджеевский. Варя этого не знала.
Знакомые Варе по предыдущим боям разведчики Гапотченко и Гриценко остановили Звонареву перед штабным блиндажем и предупредили, что у них новый командир.
- Якийсь пидполковник. Фамилие ему польская, сразу не выговоришь Анжевский, а звать его Евстахий Казимирович, - сообщили солдаты.
Варя очень обрадовалась и, приоткрыв дверь в блиндаж, громко окликнула Стаха.
- Варенька! Так это вы, самая строгая из всех жен в мире! - пошутил Стах, подходя к Звонаревой. - Где же наши сверхтяжелые друзья?
- Переместились на тридцать верст к северу. Готовят там новое наступление. Вот все, что я знаю, - ответила Варя.
Стах радушно пригласил Звонареву зайти и посидеть с ним. Варя рассказала Енджевскому о Хоменко, его предшественнике.
- Удивительный человек, талантливый командир. Женат, имеет двух детей и ни одной любовницы, - не утерпела Варя и подпустила шпильку Енджеевскому.
- Мне остаеться продолжать уже сложившиеся в полку традиции, хотя я и слышал от солдат, что Хоменко не очень-то жаловал "шпигунов та й мерзостников", как говорят украинцы, - заметил Стах.
- Старший разведчик и правая рука бывшего командира Гриценко и есть "главный шпигун" в полку, - смеясь, сообщила Звонарева.
- Откуда вы его знаете? - живо спросил Енджеевский.
- От Блохина и Васи - лиц, вам хорошо известных, - сказала Варя.
- Спасибо за новость. Буду знать, с кем имею дело, - ответил Енджеевский.
Затем из разговора выяснилось, что Стах собираеться ехать по делам в Луцк, где находились высшие штабы корпуса и армии.
Варя упросила взять ее с собой, надеясь на обратном пути побывать в тяжелом дивизионе Борейко.
В Луцке Варя разыскала главного уполномоченного Красного Креста армии и упросила его перебросить свой перевязочный отряд в район предстоящих боев на Стоходе. Уполномоченный тут же вручил ей распоряжение Емельянову "в самом срочном порядке переместиться в район гвардейского отряда". Варя должна была сегодня же дорставить эту бумагу в свой перевязочный отряд.
Как только Стах закончил дела в Луцке, они направились в район расположения тяжелых батарей. Никто точно не знал, где они находяться, и пришлось довольно долго проплутать, пока наконец не натолкнулись случайно на Зайца, который ездил в интендантство за продовольствием и, увидев Звонареву, подошел к ней. Енджеевский знал его больше по рассказам, чем лично. Но по той приветливости, с какой Варя разговаривала с солдатом, называя его по имени и отчеству, Енджеевский понял, что он тоже из Артура, и дружески с ним поздоровался. Заяц пересел к ним в машину и показал дорогу шоферу. Одновременно он делился новостями. В Питере очень голодно, и все стоит бешенные деньги. быстро нарастает недовольство среди рабочих. Говорил это Заяц вполголоса, чтобы не слышал солдат - водитель машины. Рассказал он и о том, ждут возвращения из Ставки верховного Шихлинского, где решаеться судьба предстоящего наступления. Сам Заяц считал это авантюрой и рассказывал, что гвардейские солдаты наступать не хотят.