А в письмах, полученных через доверенных лиц, сообщались потрясающие всех новости: трон шатаеться, власти царя приходит конец, войска отказываються исполнять приказы офицеров, и стачки, стачки, стачки...
В это утро Варя проснулась рано в своей камере от холода. Тонкое, ветхое одеяло не грело. Бил озноб, прогоняя сон. Хотелось пить. Хотелось крепкого душистого чая с вареньем... Варя так реально представила себе свою любимую белую с узенькой каемкой чашку, полную золотистого чая, что почувствовала аромат, будто действительно держала чашку у себя в руках. Она в ознобе передернула плечами. Натянув одеяло на голову, лежала долго, прислущиваясь. Было странно слушать тишину. Давно уже пора надзирателям делать обход, проверку. Но почему-то все тихо.
Варя поднялась. Проснулась и Маня. Рассвело. Дверь открыла надзирательница. Сунув похлебку, сказала:
- Дела...
И сердито зазвенела ключами.
Каким-то непонятным чутьем по этой сторожкой, напряженной тишине Варя вдруг поверила: сегодня! Да, сегодня это случиться! Свобода!
До слуха долетел какой-то отдаленный шум, будто звук могучего прибоя. Варя насторожилась, взглянула на Маню и увидела ее прищуренные глаза.
- Что это? - шепотом спросила она.
- Влезай! - скомандывала Варя, вставая около окна и показывая себе на плечи.
Маня вскарабкалась, схватилась руками за решетку и замерла.
- Ну? - спросила Варя.
Маня спрыгнула на пол. Глаза ее были полны слез. Не говоря ни слова, она Вариным жестом показала себе на плечи. И когда Варя, охватив чугунные прутья руками, прильнула к окну, она увидела широкое разлившееся море людей во дворе тюрьмы. Из окон камер всюду выглядывали люди, мелькали платки... Варя скользнула по стене на пол и в изнеможении присела, не чувствуя холода каземата.
Вот топот ног... Ближе, еще ближе... Голоса людей, крики.
- Товарищи! Свобода! Выходите...
А потом все было как во сне. И бледное, залитое слезами радости лицо Ольги Борейко, и заросшее бородой похудевшее лицо Блохина. И главное рукопожатья. Крепкие рукопожатья друзей. Их много. Варя никогда не думала, что у нее так много друзей.
Вот они идут обнявшись, вчетвером. В середине Блохин. Их подхватывают на руки и несут к воротам. Им улыбаються все, машут руками.
Тут у ворот свои - Сергей, счастливый, взволнованный, с красным бантом, Анеля, Зоя Сидорина и Славка.
- Мамочка!
Ольга, охнув, целует его лицо, тонкую шейку, ручки...
- Товарищи! Домой, к нам, на штаб-квартиру, - кричит Варя и не слышит своего голоса в общем шуме голосов, криков, смеха...
Через три дня в Петроград приехали Борейко и освобожденный из тюрьмы Вася Зуев. С ними приехал из Могилева, из Ставки верховного Али Ага Шихлинский. На плечах его красовались погоны полного генерала, генерала от артиллерии. Али Ага сообщил, что его назначили командующим 19-й армией. Решили сразу отметить все радостные события.
- Али Ага! Вечером у Звонаревых! Как хотите, обязательно, - сказал Борейко. - Соберуться все свои, одна семья... Звонаревых. И вы теперь в нашей семье.
Вечером в квартире Звонаревых было тесно от собравшихся в ней людей. Али Ага молодцевато представился маленькой и хрупкой Ольге Борейко, приехавшей из деревни Шуре Блохиной, похудевшей и загоревшей до черноты, с веселыми молодыми глазами.
Когда перед ним остановилась розовая от смущения Маня, генрал только руками развел от восхишения.
- Сергей Владимирович, вы в своей квартире собрали всех самых красивых женщин России. Так нельзя. Мое широкое сердце и то едва ли вместит всех. Придеться срочно вызывать Тамару-ханум, иначе я погиб.
Все, шутя, смеясь, сели за стол, на котором возвышались привезенные Шурой гостинцы и шампанское с закусками, которые раздобыл Шихлинский в закрытом кооперативе Георгиевских кавалеров. Пир вышел на славу.
Маня уже треьи сутки жила в каком-то волщебном, сказочном сне, где все заветные желания вдруг сбываються.
С того самого момента, когда она вместе со всеми вышла из тюрьмы и увидела над головой ясное зимнее нежно-голубое небо, улицы, запруженные толпами людей, праздничные флаги, красные банты, она улыбнулась. И так с улыбкой прожила все эти дни до встречи с Васей.
И сейчас, сидя за столом и ощущая его теплое плечо, она чувствовала себя в дружной семье родных людей.
- Царя-то скинули, а войну кончать и не думаем. Это голос Борейко. Он выпил немного, раскраснелся. Маня перевела взгляд на Ольгу. Встретилась с ее глазами и увидела в них отражение свего счастья.
- Немец на днях перешел в наступление на Стоходе. Он сбросил русские части в реку, захватил огромные трофеи и массу пленных... - сообщает Шихлинский. - Об этом я узнал в Ставке.
- Вот и выходит, что революция эта не наша. Во Временном правительстве сидят те же буржуи. Им война нужна, и землю они никогда не отодадут народу. Ни в жизнь, - горячиться Блохин.
Маня слушает его, смотрит на его худое лицо, стараеться вдумать в его слова, понять, почему он сердится, и не может... Она находит под столом руку Васи и сжимает ее.
- Во время последних боев на Стоходе многие из офицеров сдались в плен, - слышит Маня взволнованную речь генерала Шихлинского. - Это позор для русского офицера. Они - не русские. Я презираю их. Русский командир должен быть всегда со своими солдатами.
- Мир, мир любой ценой! - горячо говорит Сергей Владимирович.
- Я за то, чтобы не было больше Стохода, чтобы люди не гибли на войнах, - говорит Варя.
- И чтобы люди могли пахать, сеять хлеб на своей земле, а не на земле помещиков, - добавляет Блохин.
- И могли бы растить детей... - произносит Ольга.
Поздно ночью, когда все, уставшие, наговорившиеся, разбрелись по комнатам, Варя подошла к мужу. Звонарев привлек ее к себе, положил руку на плечо. Варя откинула голову, прижалась к нему и замерла. Отныне они вместе. Сергей возврратился на завод. Для них война окончена. А для других?
Заря свободы только загоралась над Россией. Впереди ждали большие испытания. Что принесут они их семье? Звонарев, будто подслушав мысли жены, сказал:
- Ничего, Варенька, у нас много друзей - видишь, какая большая семья! Все одолеем.