- Сережа! Не беспокойся обо мне, о детях. Я ведь не прежняя сумасбродная голова... Но все же уйти совсем от работы, от того, чем я жила последнее время, не могу. Прости... Ты поймешь меня... В Любани к тебе подойдет девушка Аленка. Она кое-что передаст для Блохина.
Трижды прозвенел вокзальный колокол. Лицо Вари дрогнуло. В ее глазах засквозило такое отчаяние и тоска, что Сергей Владимирович бросился к жене и крепко-крепко прижал ее к своей груди. Как-то вдруг, в последнюю минуту, и он и она поняли, куда и зачем он едет. Война, огонь, сражения, возможность ранения и смерти.
- Сереженька, родной, мне страшно! - всхлипывала Варя, почти не видя сквозь слезы лица мужа. - Береги себя, помни о детях... обо мне... Мой славный, хороший... единственный...
Звонарев целовал ее в губы, в щеки, в глаза и говорил срывающимся от волнения голосом:
- Ты - самое дорогое... Варенька... Жди! Слышишь?.. До свидания, моя родная!
Поезд тронулся. Сергей Владимирович уже на ходу вскочил на подножку вагона. Не отрывая взгляда, он смотрел туда, где стояла Варя и махала ему рукой...
На станции Любань к Звонареву подошла молоденькая белокурая девушка с небольшим дорожным чемоданчиком. Вся розовая от смущения, она спросила, с кем имеет честь говорить. И когда Звонарев назвал себя и Варю, передала ему свою поклажу.
- Для Блохина, - тихо сказала она.
Звонарев с любопытством взглянул на девушку и увидел, что на него пытливо смотрят смелые и веселые глаза.
10
По прибытии в Вязьму, где формировалась артбригада, Борейко занялся вопросами применения тяжелой артиллерии в современном бою. Вскоре он пришел к выводу о необходимости реорганизации структуры бригады тяжелой артиллерии. Он считал, что каждый дивизион должен был включать в себя две гаубичные и одну пушечную батареи, таким образом, отпадала необходимость в существовании отдельного пушечного дивизиона. По мнению Борейко, смешанные гаубично-пушечные дивизионы, приданные корпусам, могли самостоятельно решать задачи по разрушению прочных препятствий гаубицами и по обстрелу тылов противника дальнобойными пушками. Свои предложения Борейко подкрепил ссылками на опыт минувшей войны в Маньчжурии. И все же идеи и принципы действия тяжелой артиллерии в полевых боях оставались неясными не только командиру самой бригады, но и офицерам Генерального штаба и всем общеармейским начальникам.
"Тяжелая артиллерия - штука умственная! Бог даст, и без нее обойдемся, - обычно отвечали полковники и генералы, к которым не раз обращался с различными вопросами Борейко.
Но он продолжал свои поиски и вскоре прослыл самым беспокойным человеком во всем Московском военном округе.
Еще до объявления мобилизации Борейко представил высшему командованию свой труд, в котором была подробно разработана тактика применения тяжелых батарей в современной войне. Никто, однако, не торопился рассматривать и утверждать этот труд, в котором многое шло вразрез с существовавшими "наставлениями". Борейко ждал ответа, нервничал, злился, с чувством горечи наблюдая, как рядовым артиллеристам вдалбливалось в голову старое, отжившее и даже вредное...
Прибыв в Вязьму, Звонарев не без труда разыскал дивизион, в котором служил его друг. Борейко как раз вел занятия с командным составом: изучались баллистические свойства пушек и гаубиц.
Встреча состоялась во время перерыва. Увидев Сергея Владимировича, Борейко обрадованно затряс его в своих могучих ручищах и, расплывшись в улыбке, пробасил:
- Значит-таки прибыл, чертушка! Ну, здорово, брат, здорово!
- Тише ты, медведь, - взмолился Звонарев, - кости мне переломаешь.
Но Борейко продолжал трясти его плечи.
- И правильно сделал, что сбежал с завода. Вместе веселее будет.
- Не сбежал я, - объяснил Звонарев. - Уволили.
- Ну и черт с ним, с этим заводом. Сейчас двинем ко мне, выпьем за встречу...
Он ввел Звонарева в небольшую, уютную комнатку.
- Будешь жить со мной. Как видишь, во всем еще Ольгин порядок чувствуется: чистота, опрятность. - И спросил о том, что сейчас больше всего волновало его: - Как там она, моя половина? Как Славка?
Звонарев рассказал ему все, что знал об Ольге Семеновне.
- Саквояж, говоришь, передали? - переспросил Борейко. - Где же он?
- На вокзале, с вещами оставил, - ответил Звонарев.
- Ну и растяпа ты!
Борейко кликнул денщика и приказал срочно вызвать к нему на квартиру из команды разведчиков бомбардира Блохина и "вольнопера" Зуева.
Когда Борейко сообщил им о саквояже, Блохин сразу забеспокоился, помрачнел.
- Эх, как неладно получилось! - вырвалось у него с досадой. - И меня можете подвести, и сами влипнете.
Он тут же предостерег:
- Ежели жандармы доберутся до этого саквояжа, отрекайтесь от него, Сергей Владимирович. Мол, знать не знаю, ведать не ведаю. Дескать, какой-то подлец подкинул.
В это время появился Вася. Военная форма ему шла. Выглядел он молодцевато и браво.
- Дядя Сережа! - бросился он к Звонареву. - Надолго к нам? Где тетя Варя? Как Надюшка?
Казалось, потоку его вопросов не будет конца.
- Я служить сюда к вам приехал, - любуясь им, сказал Звонарев и, достав из кармана письмо, передал Васе: - Это тебе велела отдать тетя Варя.
Блохин нервно теребил усы. Мысль о саквояже не оставляла его.
- А что, если мы с Васьком сбегаем сейчас на вокзал за вещичками вашими? - взглянул он на Звонарева. - Объясним, что они срочно понадобились. Вы нам только бумажку черкните, вроде доверенности, что ли.
- Может быть, как раз тебе и не следовало бы идти туда, - заметил Борейко.
- Чепуха, - отмахнулся Блохин. - Меня-то тут никто не знает. И потом я умею зубы заговаривать. Авось и обойдется с саквояжем!
- Ладно, идите! - согласился Борейко.
Пока Блохин и Зуев ходили на станцию, Борейко и Звонарев побывали у командира бригады полковника Кочаровского. Штаб бригады помещался неподалеку от квартиры Борейко, в здании женской прогимназии.
Выше среднего роста, широкоплечий, с большой седой головой и резкими чертами волевого лица, полковник был, по выражению Борейко, "недурственным командиром". На эфесе его шашки висел Георгиевский темляк за бои в Маньчжурии. По натуре Кочаровский был резок, даже грубоват, но прямолинеен, не признавал никаких полумер или неопределенных мнений. За это его недолюбливало начальство, и он медленно продвигался по службе.