В гвардии служил его сын, отличавшийся необыкновенно высоким ростом: больше сажени. В этом отношении сам царь считал его "эталоном" гвардейца. Даже в Преображенском полку редко появлялись солдаты, которые могли бы потягаться с Кочаровским-сыном в росте. Благодаря сыну при дворе был известен и отец, но полковник, ненавидевший карьеристов, старался держаться подальше от высшего света и никак не использовал славу сына.
Полковник любезно принял Сергея Владимировича и прежде всего справился, кто его направил в бригаду и на какую должность. Ознакомившись с предписанием начальника Главного артиллерийского управления, гласившим, что инженер Звонарев откомандировывается с завода в распоряжение командира первой тяжелой артиллерийской бригады, Кочаровский потребовал аттестаты на все виды довольствия. У Звонарева был лишь денежный аттестат, так как никакого другого довольствия он не получал с завода.
Полковник поморщился.
- Право, не знаю, как мне поступить. Воинский начальник должен был снабдить вас всеми документами. Да и зачисление в часть производится только высочайшим приказом.
- Сейчас война, господин полковник, - напомнил Борейко. - По-моему, формальности мирного времени теперь не играют существенной роли. А инженер Звонарев нужен нам до зарезу. При нашей сложной технике никак не обойтись без специалиста.
- Что верно, то верно! - согласился Кочаровский. - Переговорю с местным воинским начальником. Возможно, он выдаст необходимые документы.
Перед тем, как отпустить Звонарева, он неожиданно справился:
- А как ваши политические взгляды, господин прапорщик? Не принадлежите ли вы к сословию вольнодумцев? А то сейчас это поветрие очень распространенно. - И, не дожидаясь ответа, строго заметил: - Должен предупредить, что я в своей бригаде держу людей только преданных престолу и отечеству. Да-с! Иных не терплю и не уважаю. Прошу это учесть и запомнить. А сейчас - имею честь.
Полковник сдержанно пожал руку Звонареву и Борейко, и те, откозыряв, вышли.
По дороге в свой дивизион они встретили поджидающего их Блохина. По довольной, улыбающейся физиономии солдата Борейко и Звонарев поняли, что с саквояжем все благополучно.
Во время обеда Борейко представил офицерам Звонарева, как нового сослуживца. В столовой офицерского собрания было тесно, шумно. Большинство офицеров, призванных из запаса, имели самый штатский вид. Кадровые офицеры выделялись подтянутостью, хорошей выправкой. Они снисходительно разговаривали с офицерами-запасниками. Звонарев выгодно отличался от последних, хотя и пробыл в запасе десять лет: сказывалась работа на военном заводе.
Старший офицер батареи, которой командовал Борейко, поручик Трофимов, пышноусый щеголеватый блондин, знакомясь с Сергеем Владимировичем, сказал:
- Никогда бы не поверил, что вы из запаса. Сразу чувствуется боевой офицер-портартурец.
Видимо, Трофимов пользовался авторитетом в офицерской среде. После этих слов Звонарев ловил на себе удивленные взгляды не только запасников, но и кадровых офицеров.
Ночью Борейко срочно вызвали в штаб бригады. Вместе с ним поднялся и Звонарев.
- Что бы это значило? - спросил он, глядя на спешно одевающегося Борейко. - Полковник, по всей видимости, не тот человек, что любит по-пустому тревожить людей. Верно, что-то серьезное?
- Вестимо, серьезное - война, братец мой! Выступаем. Что же еще...
Окна прогимназии были освещены, и еще издалека Борейко увидел собравшихся у входа офицеров. Кочаровский, в походной форме, подтянутый и строгий, объявил приказ о выступлении в поход.
- С утра начнем грузиться в эшелоны. Прошу подготовить все к пяти часам.
На вопрос, куда направляют бригаду, полковник ответил:
- Это строго секретно, и даже я ничего не знаю. Куда прикажут, туда и поедем.
11
После объявления войны Германией началась общая мобилизация огромной страны. Сразу сказалась техническая отсталось царской империи. Пропускная способность железных дорог была недостаточна для перевозки армии к западным границам государства. А потерпевшие в первых же сражениях крупные поражения французы требовали немедленной помощи - вторжения в Восточную Пруссию для отвлечения части немецкой армии с запада на восток.
В стране шла уборка обильного урожая, поэтому отрывать крестьян от полевых работ было особенно трудно.
Криками горя и отчаяния, горькими бабьими слезами по уходящему кормильцу откликнулась многомиллионная нищая крестьянская масса на указ об общей мобилизации. В городах, прежде всего по фабрикам и заводам, прокатились волнения. Призывные пункты, вокзалы и железнодорожные станции, поезда - все было набито угрюмыми, озлобленными людьми, оторванными от своих жен и детей и брошенными навстречу лихой судьбе. Не хватало обмундирования, оружия, не были еще готовы санитарные и тыловые части, а уже был отдан приказ русским войскам перейти границу Восточной Пруссии. Русский мужик должен был и на этот раз по воле царя-батюшки, самодержца всея Руси, спасать союзников ценой своей крови и жизни.
Батарея Борейко, погрузившись в эшелон, медленно продвигалась к линии фронта. Ни просьбы, ни крики и ругань не действовали на ошалевших от бессменной работы и бессонницы комендантов станций. Долгими часами простаивала батарея на небольших полустанках.
Борейко со Звонаревым требовали срочной отправки эшелона, угрожая телеграммой в Ставку верховного главнокомандующего. Но это мало пугало коменданта...
- Поймите, это зависит не от меня. Все пути к фронту забиты вринскими эшелонами, а происходит подобное безобразие оттого, что сами воинские части разгружаются недопустимо медленно и задерживают подход следующих за ними составов. Все графики нарушены, и теперь поезда идут, как только представляется возможность их продвинуть вперед.
Несмотря на все эти разъяснения, Борейко не отходил от коменданта станции в надежде хоть на несколько минут ускорить продвижение своей батареи. Оставив эшелон под командованием старшего офицера, поручика Трофимова, и ВАси Зуева с Блохиным, Борейко продолжал наседать на железнодорожное начальство. Тем временем Блохин, озабоченно покуривая махорку, говорил Васе: