Разведчики тяжелой батареи впервые попали под обстрел, поэтому любопытство заставило их остаться на месте. Выбрав по возможности укрытое от обстрела место, они начали наблюдать за полем сражения.
Впереди по насыпи шло широкое, обсаженное деревьями шоссе. Прикрываясь его насыпью, быстро двигались перебежками густые цепи германской пехоты. Русские батареи и пулеметы почти прекратили огонь, выжидая, когда германцы покажутся из-за насыпи.
Зато германские батареи рассыпали снаряды щедро, не считая.
- Не знает немец, где наши сховались, и бьет почем зря по всему, что видит, - высказал Блохин свои соображения.
- Для такой стрельбы надо иметь очень много снарядов. А у нас их мало, - заметил Зуев.
- Однако чего у нас много - это дураков, особливо среди генералов! пробурчал Блохин.
- Вестимо! Дураков не сеют, не жнут, сами, как грибы после дождя растут, - поддержал его разведчик Лежнев, ловкий, подобранный паренек из ярославских.
Он неизменно находился в компании Блохина, который считал Лежнева своей правой рукой в команде разведчиков.
В это время немцы начали перебегать через шоссе. Зеленые фигурки, словно саранча, покрыли дорогу. И тут грянули русские батареи, затрещали пулеметы, раздались ружейные залпы. Особенно свирепствовали легкие батареи. Выкатив орудия для стрельбы прямой наводкой, русские сметали целые подразделения немцев. Шоссе покрылось трупами, раненными, образовались горы человеческих тел. Легко раненные поспешно отползали за спасительную насыпь.
Тогда немецкое командование бросило в бой свежие резервы. Новые волны зеленых шинелей показались сначала в поле за шоссе, а затем снова хлынули на дорогу. Примолкнувшие было русские пушки и пулеметы опять открыли бешеный сокрушительный огонь.
Когда порыв ветра отбросил в сторону пыль и дым, стало ясно видно, как в страхе, бросая раненных, оружие, пулеметы, немцы стремительно побежали назад.
- Так их! Бей! - в азарте орал Зуев.
В это время откуда-то сбоку выскочила конница и, длистая обнаженными шашками, легко и стремительно бросилась на поддавшегося панике врага. Немцы падали на колени и поднимали руки вверх, моля о пощаде.
Разгром немцев у Гумбинена был полный и русская пехота бросилась преследовать врага. На шоссе остались раненные и появившиеся с тыла санитары. Обстрел на время прекратился. Артиллеристы-разведчики вместе с прочими солдатами занялись сбором трофеев. Брали они только оружие, бинокли, компасы, офицерские сумки, часы. Зуев обшарил трупы нескольких офицеров и забрал все документы, которые при них оказались.Подобрали несколько остроконечных черных лаковых касок, на которых сверху были надеты серые, защитного цвета, чехлы.
Пока другие занимались сбором трофеев, Блохин внимательно разглядывал ладони, шрамы и мозоли на руках немецких солдат.
- Что ты там искал? - удивленно спросил его Лежнев, видя, что Блохин вернулся с пустыми руками.
- Правду! - мрачно буркнул Блохин.
- И нашел ее? - насмешливо справился Зуев.
- Нашел, - с вызовом ответил Блохин.
- Что же это за правда такая? Расскажи нам о ней, - попросили его.
- Правда эта в том, что не нужна эта война ни рабочим, ни бедным крестьянам! Только барчукам да белоручкам она на пользу, - неожиданно проговорил Блохин.
- Откуда ты это увидел? - усмехнулся Зуев.
- Откуда увидел? На руках. Поди посмотри - почитай, у всех убитых руки мозолистые, трудовые, в шрамах от работы у станков да в поле, кожа у них шершавая. Значит, все это трудовой народ, оторванный от работы и погнанный насильно на войну. Белоручек я видел всего двух-трех, из господ офицеров. Тем на войне лафа. Им чины и кресты, а солдату ничего, кроме вшей да березовых крестов, не полагается, да и то один крест на братскую могилу. Вот и посчитай, кому война - мать, а кому - мачеха! - говорил Блохин.
Неподалеку от места побоища Лежнев нашел опрокинутую немецкую телефонную двуколку. Она была загружена полевыми телефонными аппаратами и мотками телефонного провода. Вблизи бродили лошади, потерявшие своих седоков. Разведчики мигом сообразили, что это имущество очень понадобится на батарее.
- Вот и довезем все собранное! - обрадовались солдаты.
- Пора домой, а то, чего доброго, батарея куда-либо уйдет. Тогда ищи ветра в поле! - напомнил Блохин.
Разведчики сели на лошадей и зарысили в тыл.
Километрах в шести они наткнулись на лихо мчавшуюся им навстречу кавалькаду всадников во главе с генералом Адариди. Генерал снова приобрел свой надменный вид. Он отчаянно ругал за что-то своих спутников: видимо, чувствовал себя победителем.
Разведчики поспешили свернуть в сторону и скрыться за деревьями, чтобы не попадаться на глаза свирепому начальству.
Как Блохин и предполагал, батареи уже на месте не оказалось. От коменданта станции разведчики узнали, что она неожиданно снова погрузилась в эшелон и ее отправили в направлении Ковно. Разведчики догнали батарею только в пятнадцати километрах от Вержбалова.
Встретили их в батарее, как настоящих героев, побывавших в тяжелом бою. Зуев обстоятельно доложил Борейко обо всем случившимся.
Как оказалось, вскоре после отъезда разведчиков батарея получила приказание снова грузиться в вагоны для переброски на фронт 2-й армии генерала Самсонова, развернувшейся на берегу реки Нарев.
На столе, покрытом белоснежной скатертью, лежали серебряные приборы, на фарфоровой тарелочке - свежие яйца, в хрустальном стакане - молоко. Генерал Ранненкампф любил комфорт и любил точность, особенно, когда дело касалось его, генеральских, завтраков или обедов. Он был глубоко убежден, что суетливость - удел посредственных людей, а неторопливость и выдержка присущи только великим и значительным людям. А он, Ранненкампф, причислял себя к гениальным полководцам. Он в этом был уверен еще со времен Маньчжурии. Он также был уверен в том, что Россия многим обязана его уму, опыту, наконец его самоотверженности: еще бы, в день сегодняшнего сраженя под Гумбиненом он задержался на целых десять минут с завтраком.
Но теперь, когда все позади, он может насладиться. Голубые навыкате глаза генерала ласково осмотрели стол. Все было на месте. Денщик, как всегда, был аккуратен, это немало удивляло генерала - ведь денщик был простой русский мужик. У него не было и капли немецкой крови. Откуда у него такая чистоплотность? Вот он, генерал, может гордиться своей кровью. О, в его жилах течет голубая кровь немецких баронов. Он рожден для славы, для почестей. И он это докажет, если уже не доказал.