Ознакомившись с обстановкой, Борейко приказал Зуеву пристреляться к блокпосту на шоссе. Взрыв первого же снаряда поднял к небу огромный столб черного дыма. Пехота сразу насторожилась. Она еще не видела действия русских тяжелых батарей. Зашевелились и немцы. Для них тоже было новостью наличие у русских тяжелых орудий, ставивших под угрозу линию их укреплений.
Несмотря на старания Зуева, прямого попадания в немецкое укрепление не было.
- Придется выкатить пушку для стрельбы прямой наводкой, - решил Борейко.
Но выкатить на руках тяжелое орудие было не так-то легко. Пришлось просить помощи у пехоты. С большим трудом пушку перетащили по ложбине, укрывыясь холмами и кустарниками, подвезли ближе к цели. Немцы не сразу заметили это передвижение, и артиллеристы сумели навести пушку прямо на цель. Орудием командовал Трофимов, а Борейко и Зуев с наблюдательных пунктов следили за стрельбой. Первый выстрел дал промах и бомба разорвалась где-то в районе Ортельсбурга, вызвав там пожар.
Тут немцы заметили наконец гаубицу и начали ее усиленно обстреливать. Появились раненые артиллеристы, Трофимов был контужен и потерял сознание. Около пушки его сменил Звонарев. С артурских времен он не был под артиллерийским и пулеметным огнем и неприятное чувство страха холодом наполнило душу. Как в Артуре, неожиданно около него вырос Блохин.
- Тряхнем стариной, вашбродь? - весело крикнул он прапорщику. Помните, как на Залитерной да литере Б нас крыл япошка? Но ничего, уцелели мы тогда! Не робь, номерки!..
- Прямой наводкой, - раздался голос Звонарева, - огонь!
Пушка с грохотом откатилась и тотчас около немецкого блокпоста взвился огромный фонтан черного дыма и пыли. Грохот разрыва был так оглушителен, что на мгновение солдаты остолбенели.
- Рядом с немцем! Надо чуток левее..
Вторая бомба попала перед самым немецким укреплением, взрывной волной повредила броневой колпак. Немецкая пушка потеряла способность вращаться по сторонам и ее снаряды теперь летели не причиняя вреда.
- Давай, пали в свет божий, как в копеечку! - хохотнул Лежнев.
Пехота с криком "ура" снова бросилась на штурм блокпоста.
В это время неприятельский снаряд ударил в орудие и, разорвавшись, положил на месте всю прислугу. Чудом спасся Звонарев, отошедший незадолго до этого с биноклем в сторону. Еще не понимая, что произошло, он с ужасом смотрел на изорудованные, окровавленные тела людей, с которыми он только что разговаривал и смеялся над шутками Блохина.
"А Филя, где же Филя?" - холодея от мысли увидеть его убитым, подумал Звонарев.
Распростертая на земле фигура Блохина вдруг зашевелилась. Охая, он поднялся и начал клясть на чем свет стоит немцев.
Звонарев, осмотрев орудие, нашел повреждения и приказал откатить пушку в тыл.
Когда весть о потерях в тяжелой батарее дошла до Кочаровского, он тотчас отправился под Ортельсбург, чтобы лично узнать все на месте.
Участник японской войны в Маньчжурии, он обладал здравым умом и быстро разобрался во всем происшедшем.
- Вы, Борис Дмитриевич, опытный артиллерист, но слишком понадеялись на подвижность наших неповоротливых пушек. Начальство приказало произвести расследование. Меня и прислали сюда для этого - пояснил Кочаровский.
- Если начальство так трясется над тяжелыми пушками, то оставило бы их в Питере. Там они наверняка были бы целыми, - усмехнулся Борейко.
- Остры вы на язык, господин штабс-капитан!
Кочаровский приказал Звонареву написать подробный рапорт о случившемся в бою и указать, какие необходимы исправления.
Воспользовавшись этим, Звонарев изложил свои соображения по переделке колес и устройства уширителей на их ободьях. Полковник внимательно выслушал прапорщика и проговорил:
- Америку открывать изволите, господин Звонарев! Немцы давно это придумали и пользуются такими приспособлениями. Поэтому у них тяжелые пушки могут идти наравне с конницей, а не только с пехотой, по пескам и болотам.
- Почему же тогда у нас в армии не применяют уширителей? - справился Борейко.
- Потому что у нас, на радость нашим врагам, существует некое учреждение, именуемое Главным артиллерийским управлением, где застревают и исчезают все, часто весма ценные и важные, проекты. Не знаю, сидят ли там просто дураки или изменники. Нет там уже генерала Белого! Сидят рутинеры и чиновники! Поэтому я все беру на себя. Господин Звонарев, вы, как инженер, сумеете рассчитать и применить на практике такие уширители. Вам помогут и артиллерийские техники, которые сидят у меня в управлении, - распорядился Кочаровский.
- Слушаюсь, все будет исполнено быстрейшим образом! - заверил Борейко.
Уже стемнело, когда Кочаровский закончил свои дела. Отправляться в штаб было рискованно и полковник остался на батарее на ночь.
За ужином он разоткровенничался и стал рассказывать о порядках в штабе армии:
- Непосредственной связи штаба армии с корпусами у нас нет. Только ординарцы! Телефонного провода едва хватает до ближайших тыловых пунктов. Есть, правда, искровой телеграф с радиусом действия что-то около трехсот верст. Но им пользуются только штабы армий и корпусов, а в дивизиях их уже нет. Да и как пользуются - открытым текстом передают все распоряжения и приказы. Конечно, их принимают в первую очередь немцы! Им известны буквально все наши распоряжения. Сведения о расположении частей и получаемые нами приказы они тоже перехватывают. Короче, немцы воюют, зная все наши распоряжения, а мы, кроме слабых и путаных сведений армейской разведки, ничего не имеем. Недавно штаб Брестской крепости, находящийся в глубоком тылу, предупредил Ставку верховного командования, что он свободно принимает все радиограммы наших штабов. Так вместо благодарности он получил выговор за то, что занимается не своим делом.
- Немцы ведь тоже пользуются радиограммами!
- Но все они хорошо зашифрованы.
- Почему же наши не прибегают к шифровке?
- Оказывается, готовясь к войне, не придумали шифра и не обучили пользоваться им искровой телеграф, - пояснил Кочаровский.
- Это просто чудовищно! Это граничит с прямой изменой и предательством! - покраснел от возмущения Звонарев. - Да, всего можно ждать, когда у нас в верховных штабах сидят почти сплошь немцы! Они и радеют фатерланду.