"Забастовка, - пронеслось в голове Звонарева. - Не ко времени. У нас срочный заказ".
Увидев инженера, рабочие замодчали, настороженно, недружелюбно поглядывая на него. "Хоть ты и не вредный человек, - читал Звонарев в этих взглядах, - не ругатель и мы на тебя не обижаемся, но все-таки ты не наш брат рабочий, а чужак. И настоящей веры тебе нету".
Заметив знакомого рабочего Фомина, Звонарев остановился и спросил:
- Бастуете, что ли, Фомин?
- Бастуем, господин инженер! Вот дожидаемся генерала. Хотим с ним потолковать. Да не только мы бастуем. Почитай, половина Питера сегодня встала.
В это время в проходной раздался звучный, по-хозяйски власный голос Тихменева. Дверь распахнулась и показалась пятящаяся задом, согбенная в низком поклоне перед генералом фигура Вьюнова.
Тихменев быстро, не глядя на рабочих, направился к управлению завода. Заметив стоявшего с рабочими Звонарева, генерал остановился. Инженера поразило взволнованное лицо генерала, его напряженные глаза.
- Бастовать вздумали, голубчики? - обратился он к стоявшему неподалеку Фомину. - Не ко времени. Ничего хорошего из этого сейчас не выйдет. Это вам не девятьсот пятый год.
Фомин вышел вперед и, спокойно остановившись перед генералом, подал ему сложенную пополам бумагу.
- Наши требования, ваше превосходительство.
Голубые умные глаза Фомина спокойно выдержали сердитый взгляд Тихменева, который словно говорил: "Ты у меня еще попляшешь! Расправимся с такими по всей строгости". - "Ты нам не грози, мы не из пугливых, - будто ответили глаза рабочего, - тебя мы не боимся".
Предложив Звонареву взять бумагу, генерал прошел в управление.
В кабинете, расстегнув ворот кителя, он принялся читать бумагу. Возмущению его не было границ, когда он бегло ознакомился с требованиями рабочих.
- Чуют, что в воздухе пахнет войной. Узнали, что приехал Пуанкаре. Соображают... Обратили внимание, - он взглянул на Звонарева, - какие глаза у этого рабочего, что говорил со мной? Умница! Спокойный, выдержаный, за собой чувствует силу.
Тихменев плюхнулся в кресло и еще раз пробежал глазами бумагу.
- Вы подумайте только, что они пишут: увеличение расценок в связи с новым заказом, выплата по болезни, ликвидация "черных списков", свобода собраний и сходок, открытие вечерней школы для рабочих... Нет, это уж слишком.
Второй день Звонарев вместе с Тихменевым вели переговоры с делегациями рабочих по поводу их требований. Вполне сочувствуя рабочим, Сергей Владимирович пытался склонить Тихменева на некоторые уступки. Генерал и слушать не хотел. До хрипоты в голосе он доказывал полнейшую неприемлемость требований рабочих.
- Зачем нам спорить и толочь воду в ступе? - сказал ему Звонарев на второй день забастовки. - Давайте представим начальству все требования рабочих, что принять и что отклонить.
- Что вы, что вы! - ужаснулся Тихменев. - Если мы сделаем это, нас с вами выгонят с завода. Только подумать: восьмичасовой рабочий день и увеличение расценок на пятьдесят процентов! Ведь это требование девятьсот пятого года! А у нас, слава богу, тысяча девятьсот четырнадцатый, и за нашей спиной не Маньчжурия, а третьеиюньская Государственная дума.
- ...Со столыпинским галстуком и казачьей плеткой, - напомнил Звонарев.
Тихменев замотал головой.
- Сергей Владимирович, вы, право, несносный человек!
- А то, что творится на заводе, сносно? - иронически спросил Звонарев. - Военный завод - и вдруг бастует в момент приезда столь высокого гостя, как французский президент.
- Да это же не только у нас, черт побери! - воскликнул Тихменев.
- И тем не менее нам надо без шума и как можно скорее урегулировать все эти вопросы, - настаивал Звонарев.
После долгих колебаний Тихменев отважился последовать совету Сергея Владимировича и отправился с докладом к начальнику Главного артиллерийского управления. Вернулся он через два часа в приподнятом настроении и, вызвав к себе Звонарева, объявил, что начальство, учитывая визит французского президента в столицу, нашло возможным удовлетворить некоторые требования рабочих военного завода.
- Верите, у меня будто гора с плеч свалилась, - признался Тихменев. Поручаю вам сообщить рабочим о наших уступках, и пусть сегодня же приступают к работе.
Звонарев с удовольствием выполнил это поручение. Забастовка на заводе прекратилась. Тихменев окончательно успокоился. Вечером, после обхода оживших цехов, он сказал Звонареву:
- Ну, слава богу, все обошлось для нас без неприятностей. Теперь можно и развеяться. В Главном артуправлении я получил два пригласительных билета на "Зарю с церемонией", которая состоится завтра вечером в Красносельском лагере по случаю визита Пуанкаре. Не хотите ли составить мне компанию? Моя жена заболела, и один билет свободен.
- Не до церемоний мне сейчас, Павел Петрович! - вздохнул Звонарев. Жена все еще в тюрьме. Какие уж тут развлечения!
Тихменев отнесся к его отказу неодобрительно:
- А я бы на вашем месте обязательно воспользовался возможностью побывать там.
- Зачем? - Звонарев непонимающе взглянул на генерала.
- Чудак вы, право, - заметил с улыбкой Тихменев. - Там будет царь с семейством, двор, Пуанкаре и весь влиятельный бомонд. Поверьте, ваше присутствие в таком обществе наверняка бросится в глаза жандармам. Наденьте военную форму со всеми регалиями. Медаль за русско-японскую войну и значок за оборону Порт-Артура. Ну, а рядом с вами буду я, генерал, обвешанный крестами, медалями, с лентой Станислава 1-й степени через плечо. Каково, а?
"А пожалуй, есть смысл поехать с ним! - подумал Звонарев. - Чем черт не шутит, может быть, и впрямь это поможет..."
5
На следующий день в установленный час Сергей Владимирович, облаченный в военный мундир, прибыл на Балтийский вокзал и встретился с Тихменевым, картинно наряженным в генеральскую парадную форму. Все вагоны первого класса были переполнены разодетыми дамами, генералами и придворными. В купе стояла духота, и Тихменев со Звонаревым предпочли остаться в коридоре у открытого окна. Именитые пассажиры говорили преимущественно на французском языке. Французские анектоды, французские салонные шутки, изысканные обращения, манеры, жеманный смех дам и девиц. Ничего русского, все на чужеземный лад.