- Слушаюсь! Я сегодня внимательно следил за всей пристрелкой и хорошо запомнил, где нужно разрушать проволоку. Только прошу вас: берегите себя в бою, - просил прапорщик.
Было уже около полудня, когда они вернулись на батарею. Солнце немилосердно припекало. Люди и лошади укрывались от жары в тени деревьев. Батарея казалась вымершей. Фронт молчал. Воспользовавшись этим, Кремнев и Павленко занялись уточнением организации связи с пехотой во время наступления. Сологубенко чертил различные панорамы, иллюминовал карты. Крутиков с фельдфебелем обсуждал текущие хозяйственные вопросы. Солдаты чинили одежду, стирали белье или просто вели нескончаемые разговоры о том, скоро ли выйдет "замирение" и дадут ли им после войны землю.
Среди призваных из запаса солдат были и участники русско-японской войны. Первую революцию они пережили,находясь в рядах армии. Видели и волнения рабочих, и крестьянские востания, в госпиталях, на фронте в окопах встречались с интересными людьми - большевиками, агитаторами. Над многим приходилось задуматься солдатам, и поэтому теперь они лучше других разбирались в политике, событиях и имели свое мнение о том, что будет после войны.
- Никакой прирезки земли не будет, коли мы ее сами себе не прирежем! - неторопливо говорил наводчик Солопов, Георгиевский кавалер еще за японскую войну. - Воюем мы, братки, свою кровь проливаем, а доходы от войны получают генералы да помещики: генералы - чины, кресты, ордена, а помещикиденьги. Им почет и уважение, а нам только деревянные кресты да три аршина земли.
- Пусть бы тогда генералы да помещики войну воевали, а нас отпустили по домам, - заметил еще не старый кадровый бомбардир-наводчик Грунин.
- Без солдатской кровушки войны не будет. Господа не больно охочи свою проливать. На то, мол, мужик нужон, чтоб было кого убивать за Росею-матушку да за царя-батюшку, - заметил рядовой Кедров, из луганских рабочих.
- А мы все враз домой подадимся. Пущай, кому охота, в окопах вшей кормят, - вмешался в разговор телефонист Петров.
- Так тебя, дурака, и отпустят с фронта. На войне, брат, все продумано. Вперед на немца бежать разрешается, а как в тыл подашся, тебя мигом схватят жандармы да полиция. На то они и поставлены. Они знают: коль солдат побежализ окопов, то их заместо солдат пошлют на фронт кому же охота свою шкуру под пули подставлять? Тебя словят и начальству представят: так, мол, и так - дезертир, надобно его поскорей обратно в окопы загнать, а то некому господ от немца защищать, - пояснил Кедров.
- Да, дело тут темное... Ну, мне надо идти в пехоцкие окопы, сменять телефониста. - И Петров отошел.
Приближение Крутикова заставило солдат замолчать. Штабс-капитан, заметив на траве окурки от солдатских цигарок и мелкие бумажки, приказал тщательно подмести около орудий.
- Что твой театр: ни плюнь, ни окурка наземь не брось, - ворчал Солопов, подметая около своего орудия.
Когда все было убрано и подметено, Крутиков успокоился и ушел.
Уже в сумерки к дому лесника подъехала группа всадников, оказавшихся командирами и офицерами тяжелой батареи, приданной 102-й дивизии. Они сообщили, что батарея подойдет на рассвете, и, чтобы не терять даром времени, принялись по карте знакомиться с лежащим впереди участком фронта. За ними прибыли офицеры 39-го мортирного дивизиона, тоже направленного в район расположения 102-й дивизии.
Офицеров угостили чаем, подробно рассказали им о расположении наших и немецких окопов и, в ожидании подхода батарей, предложили вздремнуть на сеновале.
- Подваливают, однако, батареи на наш участок. Видимо, ему придается большое значение, - заметил Кремнев, когда офицеры ушли.
Крутиков взглянул на часы. Было уже около полуночи.
- Надо думать, что сегодня никто больше нас не навестит, - проговорил он, - можно, пожалуй, и на боковую.
Через десять минут все спали на походных кроватях, а еще через четверть часа к домику подкатил автомобиль, и в дверь громко постучались.
- Прошу прощения за бесспокойство, - прогудел густой протодьяконовский бас, и в комнате появилась огромная фигура в кожаном пальто. - Командир особой тяжелой батареи капитан Борейко прибыл для выбора позиции в этом районе.
Кремневу пришлось снова подняться и зажечь свечу. Он пригласил Борейко присесть к столу и развернул свою карту.
- У нас уже побывал один командир тяжелой батареи. Сейчас он спит в сарае.
- Какой части?-спросил приезжий.
- Первого тяжелого дивизиона шестидюймовых гаубиц.
- У нас калибр немного побольше - двенадцатидюймовые английские гаубицы Виккерса, - усмехнулся Борейко.
- Ого! Я даже не слыхал еще о таких пушках, - вскочил с постели Павленко. - Нельзя ли на них посмотреть?
- Отчего же нельзя? Через час батарея подойдет. Завтра днем вы их увидите во всей красе и мощи.
- Вы, если так можно выразиться, сверхтяжелая артиллерия, - улыбнулся Кремнев.
- Около того.
Постучавшись, в комнату вошел еще один офицер - высокий поручик со спокойными ясными глазами на загорелом, румяном лице.
- Знакомьтесь, господа, - мой старший офицер, поручик Звонарев, представил его Борейко.
- Сергей Владимирович? - сорвался с постели Сологубенко. - Вот уж не ожидал вас здесь встретить! - и художник, как был в нижнем белье, полез обнимать поручика.
Расцеловались, затем художник засыпал звонарева вопросами.
- Почему вашу батарею направили сюда? Как поживает Варвара Васильевна? Я слыхал, что она теперь находится на фронте?
- Да. Узнав, что наша батарея придается сто второй дивизии, она выпросила себе назначение в передовой перевязочный отряд Союза городов, который стоит где-то здесь поблизости.
- В деревне Бронники! В этом отряде работают сестры Ветрова и Осипенко, - сразу оживился прапорщик. - Вы их, конечно, знаете, господин поручик?
- Представления не имею. Чем знамениты эти особы?
- Ничем, кроме того, что в одну из них влюблен наш Боб, - пояснил Сологубенко.
- Поди сюда, Сережа, - подозвал поручика Борейко. - Покумекаем, где нам разместить на ночь орудия, автомобильный парк и нашу колбасу. Мы должны дествовать главным образом на участке четыреста восьмого полка, вот тут, около железной дороги.