– Он и вмерз посреди Неги – ханты помнят, – вставил Серафим Адамович.
– Разрешите, я продолжу, – остановил его Борис Петрович. – Вполне возможно, что в этих ящиках и находились уникальные ордена, стоимость которых на мировом рынке у коллекционеров-фалеристов трудно даже вообразить. Во всяком случае, она в десятки и сотни раз превышает стоимость материалов, из которых они изготовлены. С тех пор о них никаких сведений не просачивалось. И вдруг, совершенно неожиданно для себя, на стене школьного вестибюля я нахожу уже изрядно засиженное мухами изображение ордена. Напрашивается предположение, что пятиклассник Алим Шингораев этот орден видел, держал в руках и срисовывал с натуры, поскольку описание ордена малоизвестно даже специалистам, а деревенскому мальчику и тем более недоступно. Второе – орден мог быть им найден только поблизости, и, может быть, там же хранятся остальные. Вот я и предпринял попытку их отыскать, для чего специально подружился с Карымом Шингораевым. Единственное, что удалось выяснить, – это что мальчишка все свободное время буквально пропадал на так называемой Половинке, где помимо рыбалки и охоты занимался Бог знает чем. По этой путеводной ниточке я и вышел к заброшенному кладбищу...
– ...где неосмотрительно сунул руку в окошко надгробной избушки и попал в лисий капкан, из которого освобожден совместными усилиями милиции и геологов, – с добродушнейшим видом добавил Ермаков, доставая новый лист для протокола.
– За что им от меня огромное спасибо – не оставили на съедение медведям. Пробовал я резать бревна избушки ножом, но не вышло: они от времени так высохли, что окостенели.
– Извините, граждане присутствующие, – прервал его фельдшер, – шприц вскипел, и я должен сделать противостолбнячную инъекцию. Зрелище это малоэстетичное, поэтому желающие отвернуться – могут отвернуться.
Как только фельдшер окончил свое ответственное дело и протер спиртовой ваткой место инъекции, изготовившийся к продолжению допроса капитан продолжил протокол:
– Прошу прощения за настойчивость, но хотелось бы уточнить, как так случилось, что из двух десятков могил вы выбрали именно то надгробие, под крышкой которого оказались предположительно похищенные с колхозной зверофермы лисьи шкурки?
– Ответ проще, чем может показаться на первый взгляд, – сказал Борис Петрович. – Просто при внешнем осмотре надгробий я заметил, что плахи крышки этого в течение короткого времени вскрывались и снова приколачивались при помощи, скорее всего, топора. Мне захотелось посмотреть, что там внутри, и я неосмотрительно сунул руку в отверстие для жертвоприношений. Кто же мог предположить, что там стоит настороженный капкан – это против обычаев ханты. Под надгробием могут находиться только изломанные вещи, поскольку в загробном мире все наоборот: что в миру сломано – там исправно. А тут вдруг вполне новый капкан, да еще и настороженный, – это же нонсенс! Виноват, исключение из правил.
– Разберемся, – подытожил Ермаков, завершая протокол. – Разберемся. Что дальше предпринимать думаете?
– Да ничего не остается, как домой возвращаться, с больной-то рукой...
– Это некстати. Но и оснований удерживать вас у меня пока нет, – задумчиво произнес капитан. – Впрочем, куда вам деться, найдем при необходимости. А вот Батурин пропал, Мариман уехал, Пипкин исчез, Алимка утонул – этих как отыскать? Исчезают свидетели. Вдобавок еще и клад в деле зафигурировал. Хорошо, что хотя бы шкурки нашлись – это удача следствия. А то, что мыши их подпортили, – это уже другой вопрос. Зато след обозначился – по нему и на преступника выйдем: он где-то поблизости бродит. Кажется, даже шаги его слышны.
Шаги, быстрые, торопливые, действительно прозвучали в темноте ночи, двери медпункта распахнулись, и на пороге обозначился Витька Седых, в брезентово-рыбацкой робе и с перевязанной бинтом головой. Явно обрадовавшись присутствию одновременно и отца и милиционера, он прямо с порога выпалил:
– Там у меня покойник в сети!
А дальше Виктор понес такую околесицу, что пересказать ее, а тем более понять и распутать без бутылки или милиции не хватит ни терпения, ни сил. На удачу, милиция в лице капитана Ермакова с его завидным терпением оказалась на нужном месте и как раз вовремя, поэтому Витькин сумбурный рассказ мы воспроизведем в том виде, в каком его расшифровал капитан Ермаков.
От того злосчастного выстрела на покосе по мнимому медведю из Карымовой фузеи гайкой, к счастью не попавшей ни в Витьку, ни в покрывавшую его шубу, проказник получил легкую контузию: отколотая гайкой большая щепка от вагончика больно раскровянила парню лоб и испортила всю красоту. Вдобавок под глазами возникли сияющие глубокой синевой фонарики. Вот почему идти на лекцию и танцы Виктор не решился, так как стыдился Зойки. А чтобы не скучать и убить время, он надумал порыбачить: август обнажил плавные пески на Оби и наступала пора муксуна и нельмы в плавных сетях. Ловить плавешкой Витька был мастер и любил обходиться без помощников: делиться не надо. А сеть и без того хорошо настроена и разобрана – поплавок к поплавку, грузило к грузилу – и уложена в тонкий и гладкий, без сучка, без задоринки кедровый ящик: только знай выметывай, а в воде она сама распустится.