Наташа страдала от несправедливости и невнимания товарищей, иронизировала над танцульками, принимала надменный вид, а в итоге домой уходила без провожатого. В результате множества причин легко танцевать она так никогда и не научилась. Зато с головой ушла в книги и комсомольскую работу, раз и навсегда, как ей казалось, решив наказать презрением всех недостойных ее мальчишек. Так она и формировалась – не то гадкий утенок, не то Ассоль, не пытаясь в себе разобраться. Пока очередной пароход не перевез их с матерью к месту нового назначения, точно не припомню – то ли в Реполово, то ли в Локосово или Осокино. Да это и не очень важно. А вот для Наташки назначение матери завучем стало событием чрезвычайной важности. Вы, наверное, уже отметили, что Наташка уехала только с матерью. Произошло это потому, что отец покидать под старость лет полюбившийся ему поселок под странным именем Агрегат отказался, вплоть до развода, мотивируя отказ вполне житейскими причинами: достаточной устроенностью быта, невозможностью продать имущество, приближающейся пенсией и, главное, нежеланием ради призрачной карьеры жены на материально скудной ниве просвещения в очередной раз пускать в распыл с трудом нажитое. Известно: переезд равен пожару. «Поезжайте-покрутитесь, – посоветовал Игорь Юрьевич напоследок. – А надоест – вернетесь к родному порогу. Домой дорога не заказана».
Дочерью завуча в сельской школе быть ой как не просто: кто жил в деревне, тот сможет понять. А к новичкам внимание и тем более пристальное и обостренное. Повышенный интерес, может, кого-нибудь и смутил, но только не Наташу. Она поднатужилась и на осенней спартакиаде сумела блеснуть во всей своей спортивной красе: завоевала титул абсолютного чемпиона школы и комсомольской организации по спортивному многоборью, опередив даже мальчишек в езде на велосипеде и гребле на обласе, беге по пересеченной местности и стрельбе из мелкокалиберной винтовки, уступив в метании гранаты только Виктору Войтюку, который до приезда Наташи считался в многоборье непобедимым. Впрочем, лидером он считался не только в многоборье, но и в комсомольской организации школы, которую уже год как возглавлял. Порывистый до вертлявости, шумливый и многословный, эгоистичный до подлости и властолюбивый до самоунижения и лести перед авторитетами, он представлял яркого антипода уверенной в себе, спокойной и немногословной Наталье.
Директорский сынок Виктор (поставьте ударение на последнем слоге, иначе он обидится и поправит вас обязательно) своими инициативами вкупе с хохлацкой суетливостью и назойливостью глубоко достал почти всех школьных комсомолистов, вовсе не горевших приобщаться к обязательным мероприятиям, вроде заучивания «Марша коммунистических бригад» или изучения тезисов двадцать второго съезда, в ущерб рыбалке или охоте. Бесконечные бестолковые поручения, отчетность для протокола, планово-обязательное бюро с непременной идеологической накачкой провинившихся безукоризненным моралистом Войтюком всей школе уже обрыдли. Над Войтюком посмеивались, его не любили, считая сплетником и болтушей, мечтали поставить на место, но случая никак не подворачивалось. К тому же в говорливости на общеполитические и комсомольские темы у Виктора соперников не было, и, хотя это качество в комсомоле высоко ценилось, главное то, что он был сыном директора школы и пользовался поддержкой педколлектива.
Яснее ясного, что, с учетом всех этих обстоятельств, предлагать другую кандидатуру комсомольского секретаря, а тем более занять место Виктора желающих не находилось: хорошие отметки в аттестате нужнее. Однако мечта о смене лидера в буче комсомолистов жила и немедленно и незаметно набухала, как набухает в сыром складе сушеный горох в мешке, чтобы однажды его разорвать по швам и высыпаться на свободу. Не хватало единственно желанной кандидатуры. Все ее жаждали, и вдруг она обнаружилась во всей красе – большая и русоголовая чемпионка Наташка, рядом с которой чернявый Войтюк смотрелся как чибис возле кряковой. Не я придумал это сравнение: сибиряки зовут чибиса другим прозвищем, которое привести в книге непозволительно. Добавлю только, что прозвище это к Войтюку в школе прочно приклеилось. И сам виноват: поменьше надо... звездить.