Сень горькой звезды. Часть вторая

– Конечно, – с легкостью соврала Наташка и покраснела от собственного вранья. Но в темноте отец этого не заметил. Чтобы не разводить ненужных ей сантиментов, Наташа оставила отца возле чемоданов, а сама отошла к костру, возле которого толпилась молодежь и чудесно пел под гитару Колонтаец:

Была весна, взошла трава на старой площади,
Плыл белый катер по разлившейся реке,
Внутри него рвались из сил стальные лошади,
И звон гитары отдавался вдалеке.
Дрожали струны на гитаре ненастроенной,
Дрожали губы – песня пелась для меня,
Дрожали руки, хотя внешне был спокоен я –
Звучала песня про усталого коня.
Полночный путник вел коня на прочном поводе,
Разбиты ноги, и стоптались башмаки.
Ему любимая устроила не проводы –
А лишь рукой махнула в сторону реки.
Там за рекою горы красные вздымаются,
Тропинка вьется крутизною между скал.
Шакалы воют, и вороны разлетаются,
А он устал, и конь отчаянно устал.
Ему на плечи ночь упала звездным пологом,
Его туман молочной ватой спеленал,
За ним едва плетется конь на тонком поводе,
И он устал, и конь отчаянно устал.
Моя душа звенела нежными свирелями,
Лилась мелодия волнуя и пьяня,
Но счастье кончилось, и песню не допели мы
Про свет в ночи и про усталого коня.
Промчался год. Течет река под желтым месяцем,
И снова катер на серебряной реке.
Молчит гитара – нам вовек уже не встретиться:
Моя любимая в далеком далеке.
От носа катера буруны разбегаются,
Мотор, как сердце, с аритмией застучал,
Душа, как чайка, тяжким криком надрывается,
А я устал, а я чудовищно устал.

«Поступлю в техникум, буду жить в общежитии и обязательно научусь играть на гитаре и петь», – загадала про себя Наташа и отошла в сторону от подвыпивших мужичков: не нравилась ей эта компания. Зато в небольшом отдалении от костра сидели на бревнышке и помалкивали моторист «Трезвого» Андрей и почтальонка Геля. Наташа подошла и, не спрашивая разрешения, села между ними. Она всегда так делала.

Глава двадцать шестая. Как уезжают пароходом

Незаметно, темными звездными ночами, подкралась на берега Неги осень и прогнала куликов с песчаных отмелей. С северной стороны дунула холодком, брызнула студеными росами и ознобила зеленую листву берез и осинок над бездонными омутами, матовой россыпью позолотила их черного серебра зеркало, чтобы уставшее за лето беспрерывно светить солнце не баловалось на его поверхности бликами, не рябило и не слепило глаз собравшихся к пароходу у Трех кедров.

Теперь кедров осталось и на самом деле только три. Четвертый, поверженный, распилен двуручной пилой и горит в костре так, без особой надобности, из впитавшейся годами мирской привычки палить костры на пристани, чтобы дымом и пламенем показать штурвальному парохода – здесь его ждут. Ждут с самого раннего утра: заранее узнали, что сегодня быть пароходу, одному из последних в текущей навигации. Сколько их еще будет: два? три? А потом вдруг нежданно запуржит, ударит холодом, погонит сначала волну, а затем и шугу, взгромоздит ледяными торосами обскую воду, и замрет, затихнет жизнь на заснеженных берегах. Хорошо горит кедровый ствол, ровным, без трескучих искр, жарким пламенем. И разговоры вокруг идут ровные, без задоринки, не чета весенним: выдохся народ за трудное лето. Да и чему радоваться – осень не весна. Весной гостей встречают, осенью своих провожают – значит, слезы.

На этот раз провожают многих. Учитель труда Осокин провожает свою дочку Наташу в далекое Иваново в текстильный техникум. Длинноногая Наташка радуется и мечтает о красивых ситцевых платьях.

Колхозному правлению пришлось раскошелиться на Ирину Новосельцеву. Небезызвестный нам вечно уполномоченный Кандалинцев да его подсевала Пашка Нулевой в свое время лихо отрапортовали наверх об успехах в разведении кукурузы на пойменной целине. Там, наверху, рапорт пометили толстым красным карандашом «Кремль», аккуратно подшили в папочку и поставили на контроль до времени. А когда время подошло, потребовали отчета и результата – представить образцы выращенной кукурузы на окружную сельскохозяйственную выставку, да чтобы вместе с агрономом и бригадиром. Бригадиров в колхозе имелось целых три: животновод, зверовод и рыбак. Была еще бригадирша доярок – Соня Михайлова. Но кукурузовода взять было негде, кукурузы тем более, а агронома – хоть из Москвы выписывай, не бывало.