– Какая встреча! – распахнул руки для объятия Жорка и сделал шаг к пню, на котором красовался Ворона. – Здорово, Гитлер!
В ответ страшный удар кирзового сапога свалил Жорку на землю. Ворона налетел на поверженного и, невзирая на оцепеневших от неожиданности халеев, пинал и пинал Маримана, стараясь попасть побольнее, – в пах, в живот и по ребрам.
Первым опомнился Колонтаец и не дал озверевшему добить Жорку – сзади одновременным пинком под колено и сильным рывком за плечо швырнул его навзничь, так, что сбрякало:
– Задавлю, сука вербованная!
Однако давить уже нужды не было: Гитлер дергался и бился на песке, а на губах его выступила пена. «Ненормальный!» – догадались халеи и, забрав бутылку и стаканы, на всякий случай пошли в свой барак, чтобы, не дай Бог, не попасть в свидетели, если их собутыльник вздумает подохнуть.
А сегодня у несчастного Жорки все ныло изнутри и снаружи...
Глава шестая. Свежак задувает
Андрея в поездку на Варгас сосватал Яков Иванович, проведавший, что в числе прочего добра, пропадавшего на брошенной буровой, остался достаточный запас солярки. Для геологов, конечно, убыток копеечный, но для колхозных трактора и мотобота как раз то что надо. Чтобы поживиться на дармовщину, хозяйственный мужик выпросил в экспедиции катер-«блоху», погрузил в неводник дюжину гулких бочек и, экономя трудодни для взрослых мужиков, сговорил в помощники Жорке Андрея, уже показавшего свои способности к механике и водоплаванию.
Сразу после того как «БМК» отвалил от гордеевского берега, Андрюха напросился за штурвал: не терпелось попробовать, как управляется катер с неводником на буксире.
– Ну садись, – поморщился от боли в боку судоводитель и уступил Андрею свое кресло. – Только не резко перекладывай руль – неводник будет зарыскивать, дергать буксир, может и черпануть бортом.
– Я осторожно, – заверил Андрей.
– Тогда держи вверх по Неге, до протоки на Варгас, а я прикорну – что-то мне лихо, – капитан откинулся на спинку и опустил веки.
Покачивает изрядно. Даже высокий лесистый берег не укрывает Негу от резких порывов. В пенных барашках ныряют сброшенный ветром сор и обломки веток. Нос катера то и дело втыкается в крутую волну, стекло забрызгивает, и мутная пленка мешает видеть.
Руки сами крутят штурвал влево, где под яром затишье. Маневр не ускользает от внимания дремлющего капитана:
– Андрей! Держи от берега дальше, если ветер обрушит с кромки лесину – нам с буксиром не увернуться, как блоху прихлопнет.
Есть! Руль катится вправо, и нос «блохи» врезается в пенный бурун.
Жорка всем капитанским телом ощутил, как задрожал корпус и дернул натянутый буксирный канат. Превозмогая обострившуюся боль в боку, он оглянулся: там оказалось лучше ожидаемого. Ладно скроенный и крепко сшитый умельцами неводник не в пример «блохе» легко всходил на волну высоко задранным носом. «Если б на него мотор – то лучше и не надо, – подумалось Жорке. – С такими обводами можно и на Оби штормовать. Хотя сегодня на Обь лучше не высовываться – захлестнет. И вообще – зря я в рейс вышел». Андрею же, наоборот, штормовая погода улыбалась. Нравилось, как трудно «блоха» режет волны, как разлетаются по ветру, падают на палубу, в кокпит и на лобовое стекло водяные брызги. Даже холодная капель с брезентового тента над головой не раздражала, а освежала и бодрила.
Все прекрасно! Ветер и солнце, волны и брызги, надежное судно и крепкие руки на штурвале – вот это и есть достойная мужчины жизнь! Андрей ощущал себя в эти минуты Робертом Грантом, Диком Сэндом, устричным пиратом Джеком Лондоном, юнгой Сашей Ковалевым и даже немного самим собой. Жаль, что не видят его одноклассники. Хотелось петь, захлебываясь ветром, под аккомпанемент мотора и скрип буксира. Но петь Андрей не умел и стеснялся, а потому от полноты распиравших его чувств стал декламировать вполголоса любимое, рассчитывая, что за шумом мотора задремавший капитан все равно не услышит: