Это Ангелина терпеливо высиживала за барьером установленные почтовым распорядком часы и от безделья крутила музыку.
– Геля! – прервал ее одиночество Андрей. – Будь добра, отбей телеграмму в долг. Вот как надо! – При этом Андрей провел ребром ладони по горлу и изобразил на лице страдание.
– Женишься? – кокетливо поинтересовалась Геля, подавая чистый бланк.
– Глупости! – смутился парень. – Мариману в Вартовске операцию сделали, просил жене сообщить.
– Он что – женат? – игриво удивилась почтальонша.
– Ясное дело, – проворчал Андрей, заполняя бланк. – Рано или поздно все женятся.
– Ты так думаешь? – вздохнула Геля и посмотрелась в настольное зеркальце. От глубокого вздоха ее пышные груди под розовым ситцем заколыхались бурно и неудержимо, готовые вырваться, как вскипающее молоко. Андрея пронизало жаром, он вспыхнул и, чтобы не встречаться с Гелиным насмешливым и откровенным взглядом, опустил глаза к чернильнице и нацарапал на телеграфном бланке: «Николаев, Новозаводская, 2. Георгию сделали операцию. Состояние сложное, возможности вылетайте Вартовск, больницу. Андрей».
Торопливо сунув Геле бланк, Андрей вознамерился было улизнуть, но та его остановила:
– Минуточку. По инструкции без оплаты я телеграмму отправить не имею права. Но так уж и быть – пошлю. Если ты мне расскажешь, что там у вас с Жоркой стряслось.
Деваться некуда – пришлось рассказывать. Причем, как это свойственно почти всем мальчишкам, в пересказе собственное геройство Андрея неизмеримо выросло и обросло романтическими подробностями. Да и в самом деле было чем гордиться: как-никак самостоятельно совершил рейс до Вартовска и обратно, да еще в бурную погоду, можно сказать, спас товарища и доставил неводник с грузом. Пересказ стихотворения Багрицкого, под впечатлением от которого Жорка и попросил сообщить домой, особенно удался:
При этом голубые Гелииы глаза наполнились влагой и одна крупная капля выпала на штемпельную подушку. Почтальонша по-детски шмыгнула носом, взяла телеграмму и снова принялась пересчитывать слова. Подпись «Андрей» ей показалась неубедительной, и Геля переправила ее на «Андреев». Немного поколебалась и добавила: «подпись заверена». Это означало, что телеграмма принята к отправке и Андрей может идти обедать со спокойной совестью.
– Ты заходи, Андрюша, – донеслось ему вслед нежное. – Я. тут все дни одна и скучаю...
На крыльце Андрей нос к носу столкнулся с Еремеевной, которая от неожиданности едва не уронила особо ценный пакет с полугодовым отчетом.
– Оглашенный! – проворчала ему вслед старуха, перебираясь через высокий порог. – Мчит как ошпаренный. Девка сидит чистая, белая, кровь с молоком – прильнуть бы и не оторваться, а не сбегать...
– Не ругайся, Еремеевна, – засмеялась Ангелина. – Если захочу – никуда не убежит.
– А чо бы тебе не захотеть! – взялась за свое посыльная. – Чай, вызрела – пора уж и хотеть. Аль не хочется?
– И хочется, и колется, и мама не велит, – попыталась отшутиться Геля от назойливой старушенции. – Парнишка вовсе даже приходил телеграмму Жоркиной жене отправлять, что ему операцию сделали.
У Еремеевны от услышанной новости и глаза округлились:
– Сказывай, девка, сказывай скорее!
Другого способа избавиться от старухи, как пересказать ей все, просто не существовало в природе. А потому, пока разогревался сургуч и обвязывался шпагатом пакет, Геля пересказала все Андрюхины приключения, в том числе приезд милиционера, и от себя немного добавила для убедительности...
– Девка! – только и смогла проронить изумленная Еремеевна. – Чо деется! – И, всплеснув руками, выкатилась за порог, торопясь первой оповестить поселок о происшедшем.
Глава восьмая. Марьин корень
А ведь надул, нагнал-таки непогоду холодный сиверко, затянул небо сыростью – и утих, как спрятался. На улице мокрота, Нега вся в дождевых отметинах, берега ослизлые – не подступишься. В такой день никуда не хочется, и Андрей придумал себе занятие – патроны набить. Лето в разгаре, не успеешь оглянуться – покос, а там и охота.