А потому решил Емеля помалкивать и отступиться от казака Разбойникова подальше. Тем более что казаков в бывшей станице стараниями соратников Свердлова и Троцкого почти всех повывели, как выводят клопов, не особо разбираясь, который из них белый, который красный, который полевой, который домовой, – отнеся чохом к одному племени паразитов. Если какому и удалось укрыться пока в углах от побоища, то единственно потому, что не дотянулись до него руки, а не из-за того, что не пил он рабочей крови, не кусал пролетария, а, как положено полевому клопу, питался растительным соком. И как для обоняния не имеет значения, домовым или полевым клопом воняет, так и для комиссаров казак белый и казак красный одинаково неприятны – лучше всего извести эту своенравную породу, чтобы не смердила. И извели несомненную и вполне вероятную контру – сибирских казаков с их родных земель, лишив отечества, как раньше лишили царя.
Осталось лишить последнего, чему казаки присягали, – Бога. И понеслось: «Провались земля и небо – мы на кочке проживем. Бога нет, царя не надо, губернатора убьем!» Под эту частушку развеселый и свирепый комиссар Емеля объявил однажды во всеуслышание: «Религия – опиум, а потому подлежит искоренению».
Что такое опиум и почему его надо обязательно искоренять, на селе никто не знал, не мог объяснить и сам Емеля. Но, что опиум народу вреден как угар, не сомневался, потому что такова была партийная установка. Однако как коммунист Емеля крепко уверовал в устав своей партии, так и честные христиане по завету предков веровали в Святое Писание, в котором об опиуме ни слова. О манне небесной – это есть, о терниях – тоже, есть даже о каких-то акридах, а вот об опиуме... Короче говоря, обозначенные верующие решили тайком полюбопытствовать у знающего человека, что такое опиум, с чем его едят и почему его следует искоренять, как хрен посреди огорода. Знающих на примете имелось только двое: сам батюшка Адам и бывший коновал и знахарь, а ныне продавец кооперативной лавки Федька, по прозвищу Гнида, а по фамилии, всеми напрочь забытой, – Сукин. Из двоих выбрали Сукина. Не то чтобы доверия ему больше, как раз наоборот, а просто поостереглись лишний раз на глазах у мира общаться с батюшкой. Веровать в открытую стало боязно, а в лавку ходить никому не возбраняется.
Федька, хотя и Сукин и Гнида, умел со своими сельчанами ладить и обращаться настолько обходительно, насколько позволяла воспитанность бывшего коновала. Вопросу об опиуме для народа красный лавочник почти не удивился, словно того и ждал, и пояснил, что верно, есть такое лекарство опий, которое народным считать нельзя, поскольку на огородах и поскотинах он не произрастает, а производится жидами в аптеках и входит в состав многих лекарств как обезболивающее и успокоительное. Навроде желудочных капель, которые у него в лавке имеются.
В доказательство Федька выставил на прилавок зеленый бутылек с косо приклеенной этикеткой. От зелья любопытствующие отшатнулись и, спешно покинув лавку, долго еще рассуждали о нем на берегу. Казалось непонятным: если и опиум и религия предназначены для народа, чтобы снимать и успокаивать боль, которой кругом уж очень поднакопилось, то зачем их нужно Емеле непременно искоренять из жизни и обихода. Разве мало вокруг горя, боли и мятушихся неприкаянных душ, мало злодеев, жаждущих покаяться и облегчить себя, мало грешников, мечтающих очиститься перед Господом. Или просто утешиться, забыться от мерзостей бытия, как в сон погрузившись в молитву, и вознестись душой к Господу... Наложить руку на это последнее, отобрать надежду, испятнать, изгадить мог только последний нехристь, сродни Пилату.
Казаков, с целой сворой молодых безбожников, заявился однажды в храм и, прервав службу, произнес проповедь, в которой доходчиво объяснил верующим, что почитаемый ими крест вовсе не символ святости и духовного очищения, а, наоборот, с древнейших времен орудие пытки и убийства. С помощью креста казнили рабов, восставших против тирании в Древнем Риме, и с тех пор он является олицетворением человеческих мук, смерти и тления. По этой самой причине крестами отмечают могилы, в которых покоится прах, и купола церквей, в которых молятся на прах, мощи и загробный мир.
Из сказанного следует, строго добавил Емеля, что свободным гражданам пролетарской республики никак не присело поклоняться символам пытки, убийства и смерти. Что все это сплошное мракобесие, призыв к белому террору и контрреволюции. А потому всякое поклонение кресту отныне отменяется, и поскольку ни один человек не родится под печатью рабства – крестом, продолжал вещать Емеля, то символ этот неправильный. Каждый пролетарий родится свободным под своей звездой, счастливой или не очень, и она светит ему всю жизнь. А если гаснет или срывается, то только когда он умирает своей смертью или волей революционного трибунала обрывается жизнь под ней рожденного. Тогда и говорят: вон звезда покатилась – чья-то жизнь оборвалась Пятиконечная же звезда, символ революционного пролетариата, не закатится никогда и будет вовеки освещать путь человечеству к светлому будущему и мировой революции.