– Ике! – не отступился Ермаков. – Милиции известно, что все Проломкины – род великих шаманов. И идол на Половинке – вашего рода шайтан. Или это не так?
Старик не ответил.
– Значит – вашего рода, – подытожил Ермаков. – Тогда именно ты должен знать, где он теперь стоит, где спрятан. Расскажи добром, не то хуже будет. Лисиц со зверофермы ты ему унес? Напару с Кыкиным? И с Васькой Сургутсковым? Сознавайся – милиции все известно. Не скажешь – сами докопаемся и найдем.
– Ступай, ищи, – равнодушно согласился старик. – Бабу многие искали. Сказывают, дорогу к ней даже находили. Только тех смельчаков уже никто не сыщет: Баба их возле себя оставляет. Иди и ты – может, тоже возле нее останешься.
– Значит, ты считаешь, что Степана Батурина Баба себе оставила? – поймал на неосторожном слове Проломкина Ермаков.
– Нет, не так, – не согласился Проломкин. – Однако Степку дух Шатина унес, за то, что Степка на их кладбище могилу растревожил. Дух из нее и вышел и теперь вокруг поселка шатается и вредит.
Капитан поморщился от такой глупости и предположил, что Батурина мог и медведь утащить. Но старик с ним не соглашался и настаивал на своем: медведь – это никакой не медведь, а дух-оборотень. И в доказательство приводил рассказ Кыкина, что вокруг лодки Батурина никаких следов не оказалось. Известно, что только духи не оставляют следов. Даже от лесного мужика-тунгу след остается, а от медведя и тем более...
– Чертовщина какая-то получается, – пробормотал Ермаков.
– Нехорошо сказал, – рассердился Проломкин. – Нельзя его поминать – заявится. Однако ступай от меня, ступай, пока ко мне беду не накликал. – И, видя что ухода назойливого гостя не дождаться, сам поднялся с бревна и, по-стариковски шаркая ногами, заковылял к своей избушке. Ермаков посмотрел ему вслед и записал в блокноте: «Батурин:
Обнаружил капище Золотой Бабы и убит.
Обнаружил склад ворованного (в остяцкой могиле?) и убит.
Встретился с браконьерами и убит.
Встретился с медведем-подранком и погиб.
Погиб от несчастного случая. (Утонул, придавило деревом.)
Застрелен по неосторожности ночью мальчишками у озера.
Жив и скрывается по неизвестной причине.
Жив – заблудился?»
Еще поразмышляв, Ермаков пункт восьмой решительно вычеркнул. Возле четвертого поставил жирный вопросительный знак, а первый, второй и третий обвел общей рамкой и дописал: «Исполнители: Кыкин, Проломкин, Сургутсков, Кустышев, Пипкин, «X»??» А к пункту третьему добавил еще: «Турусинов-Лосятник».
Начинать решил с самого первого пункта.
Как и предполагал Ермаков, этнограф Борис Петрович отыскался в сторожке магазина, где поселковые старики во главе с Шингораевым пили черно-зеленый чай и вели им одним понятные беседы. Милиционер в теплой компании пришелся некстати, и, хотя из вежливости ему тут же предложили кружечку обжигающего варева, по чистому недоразумению носящего название чая, старики потихоньку стали расползаться по домам. За ними приподнялся было и Борис Петрович, но Ермаков пресек эту попытку, показав на стул, и предложил:
– Поговорим?
– Отчего не поговорить, – согласился этнограф. – Что вас интересует, товарищ? Вопросы финно-угроведения или паспортный режим?
– Вот именно, – не принял легкого тона капитан. – Финноугроведения и этнографии. Нас, криминалистов, в дебри каких только наук не заносит. А сейчас возникла нужда в консультации из вашей сферы. Поможете?
– Не знаю, смогу ли? – засомневался ученый. – Но слушаю вас внимательно.
Ермаков выглянул за дверь, убедился, что Карым ходит возле складов и поблизости от сторожки никого нет, затворил дверь и произнес тоном заговорщика:
– Скажите, доцент, а не приходилось ли вам слышать о Золотой Бабе?
– Ах вот в чем дело. И вы туда же, – расхохотался ученый. – А я-то думаю, какой такой интерес у здешней милиции к моей особе. Значит, беспокоитесь, чтобы мимо вас не уплыла Золотая богиня. Напрасно волноваться изволите, не уплывет. Во-первых, потому, что еще никем не найдена, а во-вторых – потому, что, по моим представлениям, статуя Бабы хотя для язычников и драгоценная, но отнюдь не золотая и ценность может представлять исключительно научную.
– Так вы здесь из-за нее? – раскрыл от удивления рот Сергей Сергеевич.
– Представьте себе, – подтвердил ученый. – Из-за нее, неуловимой, а главным образом из-за Василия Сургутскова из экспедиции, будь он неладен.