Ежевечернее блеснение щук Андрею пришлось отложить и под руководством Толяна осваивать искусство косьбы. Жесткая как проволока, осока нещадно сопротивлялась, коса тупилась и цеплялась носком за черные вонючие кочки. Под ногами хлюпало, сверху пекло, а временами мочило, но душа у Андрея пела, и копешки свежего сена потихоньку росли. Дело двигалось.
Видимо, не стояло оно и у Клавдияновой бригады, потому что однажды с указанием от имени правления забежал к Марье Пашка Нулевой и приказал Андрею отвезти на Варгас дополнительную бригаду покосников – копнить и метать в стога поспевшее сено.
Веселое это дело – работать на покосе бригадой, особенно если большая ее половина состоит из девок и молоденьких бабенок, с которыми можно и подурачиться между делом, повалять их по свежему сену, шутя и не шутя обнимаясь и тискаясь. А потом вечер у костра, общий ужин, гармошка и ночь в сенном балагане вдалеке от строгих глаз...
В неводнике и на катере собралась почти вся поселковая молодежь: пришли и Витька Седых с аккордеоном в футляре, и Сашка Новосельцев, и Зоя Михайлова, и две молоденькие учительницы, имен которых я не помню, и даже почтальонка Геля, которую на покос вообще никто не гнал, оставила свои штемпеля, подвязалась платочком и вооружилась крепкими березовыми граблями. Но еще крепче вооружился Карым Аппасович, оставивший магазин на попечение старухи. Помимо трехрогих вил, он прихватил с собой и свою знаменитую на всю округу фузею и здоровенный ямщицкий тулуп.
– Не иначе как на медведя собрался, с ружьем и рогатиной, – поддел его Сашка Новосельцев.
– А чо? – добродушно осклабился Карым Аппасович. – Мишка как раз там и ходит. Лишь бы попался, лиходей, а я с ним за Степку Батурина посчитаюсь. Вот однажды мы с Иваном Кремневым...
Но Сашка старика дослушивать не стал, а перепрыгнул с катера в неводник, где весело хохотали девки и Витька Седых наяривал частушки:
Когда прибыли на место, Витька предложил Андрею:
– Оставайся на ночь – попоем с девчатами. Смотри, какая погода стоит.
Погода и впрямь выдалась чудная. Летнее тепло не торопилось покидать Север, от прогретой воды шел пар, в небе сияли синие звезды, а от сухих как порох таловых дров взлетали к ним в вышину золотые. Костров сегодня у покосников два: большой – возле вагончика, в котором поселились бабы и девки, и поменьше – за протокой, возле сенного балагана, в котором обосновались мужики и парни. У большого костра играют и поют, а у малого – болтают и пьют. Пьют доставленный Карымом плиточный чай с добавкой свежей смородины и перечной мяты. Андрей посидел сначала у большого костра, а потом, когда девки одна за другой скрылись в вагончике и затворили дверь на засов, переправился на лодке к малому, где чай еще кипел, костер пылал и беседа не угасала. Однако зевота овладевала Андреем, и он поднялся, направляясь к катеру, чтобы выспаться в тепле машинного отделения.
– Спать собрался? – остановил его Лева Быков, бородатый, как леший, здоровяк. – В катере?
– А что? – остановился Андрей.
– Да ничего – можешь идти. На воде намертво укачивает. – И, отвернувшись от Андрея к мужикам, Лева продолжил: – Такой был случай. Плывет почтовый катер в Сургут из Вартовска. Видят: на песке «Костромич» стоит, а людей не заметно. Через три дня идут обратно – он все стоит. Почуяли, что дело неладно, причалили посмотреть: в кубрике четыре трупа в спокойных позах на рундуках, уже от жары прокисли и все в мухах. На столе пустая бутылка и рыбьи скелеты – более ничего. Двигатель был заглушён самой командой, печка не топилась: лето. Значит, не угорели, а от чего умерли – неясно. Сообщили в милицию, в прокуратуру. Те бились, бились – не могут найти причину смерти. Следов насилия не установлено, от болезни четверо одновременно и в спокойных позах не умирают: при отравлении рвота или судороги бывают. Тогда врач дает заключение – отравление алкоголем. Но с этим уже судоходный инспектор не согласился: мол, зря позорите флотских. Он этого капитана хорошо знал – его литром не усыпить, а они одну на четверых выпили. Смешит речников доктор. Тому, конечно, деваться некуда, против фактов не попрешь, от одной бутылки еще никто не умирал. Однако и следствие в тупике: нет причин, и все тут. Все кивают на доктора. А он новую причину придумал – ботулизм.