– Глупости это, гражданин начальник, – возмутился и закричал Андрей. – Ничего подобного не было. Спал я плохо оттого, что холодом от выхода тянуло – потому и выскочил первым. Ружье на земле лежало, а внизу у лодок еще кто-то шевелился – я не разглядел сквозь туман. Вот вы бы взяли и сняли с ружья отпечатки пальцев, тогда и узнали бы – брал я его в руки или нет.
– Ишь ты – какой грамотный, – не одобрил речи Андрея начальник. – Успеешь, снимут с твоих шкодливых рук отпечатки – не долго ждать. Как я могу поверить, что ты не стрелял в Виктора, когда в поселке все знают, что ты всегда готов выстрелить.
– Вот велика наука – нажал курок да и выстрелил. Здесь все стреляют.
– Вот-вот, – продолжил Ермаков. – Стреляют все, а по человеку ты один. И ночью на Половинке, когда ты на звук шагов выстрелил, тоже по человеку попал. Утром Кыкин в том месте, куда ты стрелял, след сапога обнаружил, на самой кромке обрыва. Это к вам на огонек Батурин шел, а ты его пулей встретил. Кыкин показывает: на тропе каблук сильно отпечатался, значит, лесник с тяжелой ношей шел. Когда ты в Батурина попал, лесник упал в омут, а рюкзак его на дно утянул. Труп и сейчас там лежит, если не выплыл.
– Не докажете, – только и смог пробормотать вконец раздавленный обрушившейся бедой мальчишка. Капитан ловко плел свою паутину и выпутаться из нее вряд ли удастся. Но и сдаваться не стоит. И Андрей рванулся из сети:
– Если Батурин утонул, то кто тогда кыкинский облас взял?
– Вот и я все время думаю – кто? – задумчиво, но с издевкой процедил капитан. – Сдается мне, что, пока Кыкин в лесу следопытствовал, вы с приятелем или один из вас, чтобы следствие запутать, затопили облас или отпустили по течению. Но, я думаю, облас не иголка – обязательно отыщется. По всем поселкам вдоль реки телеграммы уже ушли. Да и не в нем дело, ты сам подумай: в тайге кроме вас троих да Степана никого не было. Стрелял на звук ты один, и в результате лесник исчез, а его след на кромке обрыва остался. Вопрос с одним неизвестным: куда лесник делся? Ответ: упал после выстрела в воду и сейчас там лежит. И мы его отыщем, а тебя посадим. На-ка, распишись в протоколе: здесь, здесь и здесь. И вот еще подписка о невыезде – подпиши. А паспорт твой я пока для общего спокойствия изымаю. Все – пока свободен.
Вконец ошарашенный вышел Андрей от капитана и, не видя белого света, в коридоре едва не столкнулся с Мишей Тягуновым.
– Ермаков здесь? – спросил его Тягунов.
– Там, – махнул рукой Андрей и толкнул дверь наружу.
Все случившееся надо было срочно обдумать и разобрать. Но с кем? Кто поможет выпутаться: бабка? Толян? Пипкин? Да, именно, Пипкин. И надо его срочно найти – вот только где?
Тем временем Тягунов потихонечку приоткрыл дверь председательского кабинета и, просунувшись сквозь узкую щель верхней половиной фигуры, доложил Ермакову:
– Товарищ начальник, вы мне поручали Пипкина найти, так он сейчас Марьину баню топит.
– Давай его сюда! – приказал Ермаков, но, глянув на часы, передумал: – Скажи ему, чтобы к шестнадцати часам явился в мой кабинет в экспедиции со всеми документами. Предупреди строго-настрого – в шестнадцать ноль-ноль. – И вздохнул тяжело: от привычки вздремнуть после обеда отвыкнуть не удавалось. Впрочем, отвыкать от нее ради какого-то Пипкина капитан и не собирался.
Пока Тягунов изображал услужливость, якобы пытаясь отыскать по деревне Пипкина, а Андрей бесцельно слонялся по берегу Неги, не зная куда податься и с кем поделиться несчастьем, а Ермаков за председательским столом закусывал язем в томате, зеленым луком и черным хлебом, полуглухая Еремеевна выскользнула из-за перегородки, соседствующей с председательским кабинетом, где имела обыкновение дремать на стуле среди жестяных ведер, снеговых лопат и половых тряпок, в ожидании, когда председатель стукнет кулаком по доскам и вызовет ее на задание: «Еремеевна! Слетай за...» На этот раз никто не приглашал Еремеевну и не посылал за нужным человеком, но курьерша летела, не жалея своих немало натопавших ног, разбрызгивая галошами подсыхающие лужицы и прижимая к груди сморщенные старческие кулачки. Перед избой Марьи Ивановны она приостановилась, чтобы перевести дух и прибрать под платок выбившиеся на свободу седые космы, и, едва успев с ними справиться, в нетерпении толкнула дверь:
– Марья! Твоего внучонка милицейский начальник в стрельбе обвиняет: и по медведю, и по Батурину, и по Витьке Седых. Заарестовать грозится и паспорт отнял. Я все слышала...