Понятно, что триумфатора качали, освободили от работы, вручили денежный залог и откомандировали в магазин за «жидким призом» для него самого, судей и всей компании.
Мы уже говорили, что в поселковый магазин быстро не сходить, и повторять об этом не стоит, просто заметим, что, когда Борис выстоял очередь и нагрузился «Зубровкой», во рту у него пересохло и в желудке опустело. Но Лосятник был не из тех, которые готовы алкать в одиночку – до этого, слава Богу, еще не дошло. Дело в том, что Борькина незлая душа постоянно нуждалась не только в хорошей выпивке, но и в душевной компании близких, с которыми можно не орать пьяное и застольное, не выпендриваться и не бравировать, а потихоньку поговорить о жизни: прошлой – какой бы она ни была, настоящей – какая она ни есть, будущей – какой бы она ни состоялась, загробной – если она возможна. Общество халеев к таким разговорам не располагало, близкий друг Мариман лежал в больнице, а выговориться Борису давно хотелось. А потому, когда по дороге в магазин, возле Марьиной баньки, ему встретился Пипкин и пригласил вместе попариться и потолковать о жизни, его слова в память запали. На обратной дороге, которая, как ни крути, все равно вела мимо Марьиной бани, приглашение припомнилось и Борька решил заглянуть. Дверь из бани в предбанник оказалась открытой, оттуда еще несло жаром и влагой, в предбаннике лежали вещи Пипкина, стояла пустая бутылка, но самого Ивана не было. Борис машинально взял бутылку из-под «Зубровки», повертел, понюхал и бросил в угол. Взял кусок хлеба с луком, пожевал – Пипкин все не шел. Ждать было некогда, и Лосятник заторопился к экспедиции. Возле огорода Ирины Новосельцевой Лосятник невольно замедлил скорость: хотелось рассмотреть шелковисто нежные светло-зеленые побеги невиданной им никогда кукурузы. Едва возвышавшаяся над их пышной порослью Ирина ходила с тяпочкой по междурядьям.
– Красота! – не удержался Турусинов, непонятно на чей счет относя похвалу: то ли хозяйке, то ли растениям.
– Нравится? – обрадовалась Ирина. – А вот, посмотри, на стеблях уже початки созревают. Я один попробовала – сладкий! – И еще бы говорила и говорила о предмете своей любви и гордости, да Борька остановил ее вопросом:
– Ирина, ты Пипкина не видела?
– Да только что здесь прошел. Беги за ним по тропе и догонишь.
Если бы Бориса спросили, зачем ему срочно понадобился Пипкин, вряд ли он смог бы объяснить толково. Просто захотел поговорить с человеком – и все. Так сильно, что побежал вдогонку, нисколько не сомневаясь, что Пипкин ему будет рад, и выслушает, и поймет, и порадуется вместе с Борисом его сегодняшней победе. А потом они выпьют немного, самую малость, только для оживления разговора. А остальное пусть дожирают халеи – им всегда мало.
Между елками на тропе Борис едва не набежал на ковыляющую навстречу Марью Ивановну и обрадованно спросил ее, не встретила ли она Пипкина.
– Да мы только что с ним на тропе разминулись. Поспешай, так и настигнешь.
– Настигну! – пообещал Борис. Поправил на плече мешок с бутылками и, придерживая его рукой, чтобы стекло не бренчало и не разбилось, затрусил по тропе, как гончая по следу. Именно как гончая, потому что, желая предупредить Пипкина о своей погоне, в радостном предвкушении скорой встречи, голосил на ходу:
Я иду, иду, иду – собаки лают на беду.
Собаки лают, будто знают, что я за Пипкиным иду...
Напрасно запел Борька – придется ему потом плакать.
Глава семнадцатая. Ниточка-паутиночка – сорви головочку
Зато капитану Ермакову в тот день было не до песен: утром от непосредственного начальника телеграфом пришел разнос за срыв сроков расследования, бездеятельность и безынициативность – так, буквально, и сказано в телеграмме. На завершение расследования Ермакову отводилась неделя – как раз до следующего парохода, на котором ему и предлагалось прибыть в Вартовск с отчетом и результатами следствия. А отчитываться Ермакову было как раз и не о чем: клубочек не распутывался, а кончики нити, за которые он пытался тянуть, начинали обрываться один за другим.
Неожиданно ускользнул от следствия один из фигурантов дела и кандидат в подозреваемые Георгий Брянцев, он же Жорка-Мариман, он же Капитан. Причем выскользнул на внешне вполне легальных основаниях, таких, что как ни старайся, а не подкопаешься. Сегодня же, на официальный запрос в вартовскую больницу о местонахождении и состоянии здоровья работника Неганской экспедиции Г. Брянцева, Ермакову пришел ответ на листке тетрадной бумаги с прямоугольным штампом «для рецептов», в котором неразборчивым почерком сообщалось, что пациент был оперирован по поводу острого аппендицита, выздоровление проходило успешно, швы сняты, а сам бывший больной выписан с освобождением от работы на календарный месяц и передан под опеку специально прилетевшей к нему по вызову жене, с которой отбыл на отдых на родину. На какую родину отбыл с женой Брянцев, доктор не указал. Была ли это родина Брянцева, или его жены, или родителей жены – уточнить не удалось. Единственное, что удалось узнать, так это то, что жена приезжала к Брянцеву вместе с дочкой, которая весь персонал больницы своим щебетом просто очаровала, а уж про Брянцева и говорить не приходится: он просто сиял от счастья. И это обстоятельство, по мнению медиков, обязательно положительно скажется на выздоровлении пациента, но не на текучести кадров экспедиции, которой, скорее всего, пора подыскивать нового капитана на «блоху».