– Мы – за! – поддержали Таню Ольга и Зина и, невзирая на вялые протесты Валентины, закружили ее по комнате. – Это тебе на память о нашей комнате, о нашей дружбе и юности...
Тревожно гудят на реке пароходы: пора! поо-раа! В самом деле, пора молодой учительнице ехать к месту своей работы на дальний север, в глухие урманы. Пора отдать неизвестным пока детишкам накопленные за годы учебы знания. Кончилась пора юности, настала пора взросления.
И вот уже подружки провожают Валентину по дощатым мостовым к пароходной пристани, у длинного бревенчатого причала которой попыхивает трубой, как трубкой, старик «Усиевич».
Вы провожали пароход? Или, может быть, вас провожали друзья в плавание длиной в целую жизнь? Или вас уносили быстроходные поезда, легкокрылые самолеты, стремительные автомобили? Говорят, при расставании всегда теряет больше тот, кто остается. А если остаются трое? Ведь они теряют только одну, а она всех троих. Они остаются дома, вместе, в привычной обстановке, а она, отчаянная, едет куда-то на необжитой Север, где нет ни радио, ни электричества, ни кино, ни клуба, ни самодеятельности...
«Бойся!» – кричат, пробегая к пароходному трапу, пристанские грузчики с мешками на плечах. «Бойся!» – шарахаются в сторону пассажиры от здоровенных молодцов в широченных запорожских шароварах, запорошенных углем, мукой, измазанных смолой и Бог еще знает чем. «Бойся!» – ватага богато татуированных богатырей исчезает в темном трюме парохода. «Не боюсь, – шепчет про себя Валя. – Я не одна, я комсомолка, я учительница! Я не пропаду, не замерзну, не заскучаю. Мы будем учиться, работать и строить клубы. Мы организуем в них самодеятельность, а кино и электричество придут на Север по нашим следам». И Валя взбежала по трапу.
С верхней палубы до причала рукой подать. На дебаркадере взволнованные подружки, утирая глаза, машут платочками: «Валя, пиши!..» и еще что-то, но бас гудка заглушает последние слова. Щеголеватый помощник капитана кричит в блестящий мегафон: «Убрать трап! Отдать носовой!» В недрах парохода со вздохом проворачивается машина: уфф! Тяжелое гребное колесо нехотя взбаламучивает кофейную иртышскую воду: плюх, плюх, плюх... Причал остается за кормой, лица провожающих становятся неразличимы, и только руки все машут и машут платочками. Прощайте, девчонки! Удары гребного колеса сливаются в череду коротких звуков: туп, туп, туп, туп. В брызговой пелене, стоящей вокруг его кожуха, играет радуга.
Свежий ветер треплет короткую девичью стрижку Валентины. Кто скажет, что ее ждет впереди? Построенный полвека назад «Усиевич» в ответ тяжело вздыхает паром и, зябко подрагивая белоснежным корпусом, мчится в белую ночь.
Пароход! Устаревшее это название не трогает душу наших урбанизированных, избалованных комфортом «Аэрофлота» и скоростных экспрессов современников. С борта быстроходных многопалубных теплоходов и «метеоров» на подводных крыльях извергающий тучи дыма пузатый «колесник» смотрится анахронизмом, способным вызвать только снисходительную улыбку праздных туристов. Но он обладал одним навсегда потерянным качеством: его организм был живым и приводился в действие силами огня, воды и пара.
У круглого трапа на верхнюю палубу еще в купеческие времена наглухо прикручена медная табличка: «Пассажирам третьего и четвертого класса входъ на верхнюю палубу запрещенъ!» И хотя на этот запрет давно никто не обращает внимания, деление на классы осталось. В надстройке верхней палубы расположились уютные каюты первого и второго класса, в них едут пассажиры посолиднее: командированные, уполномоченные, отпускники. В носовом кубрике нижней палубы размещены двухъярусные деревянные нары третьего класса: народ здесь попроще – демобилизованные солдаты, студенты, колхозники. Есть еще и четвертый класс. Если перевести классную систему на железнодорожный язык, то первый класс – это мягкий, второй – купейный, третий – плацкартный, а четвертый – это даже не общий, а что-то среднее между товарным вагоном и паровозным тендером, так как обладатели билетов четвертого класса обычно едут до своей пристани прямо на полу в коридорах левого и правого бортов, на бочках и ящиках с грузами или на штабелях дров, которыми из-за нехватки угля здоровенные, похожие на духов преисподней кочегары топят пароходные котлы. Пассажир четвертого класса самый пестрый: спекулянты, зорко охраняющие свои тюки; бесшабашные, нагловатые вербованные, следующие на лесозаготовки; угрюмые озабоченные переселенцы; гульные местные мужички, едущие домой то ли со свадьбы, то ли с поминок и еще не успевшие прийти в себя от запоя.