Толпа слышит этот возглас и бросается к ним.
— Держите безумца! — тщетно крикнул недостойный судья.
Его самого уже держали несколько человек и кричали:
— Правосудия! Во имя короля!
— Мы погибли! — воскликнул Лактанс. — Скорее к костру! К костру!
«Кающиеся» потащили Урбена на площадь, а тем временем судьи и стражники, отбиваясь от разъяренных горожан скрылись в храме; в спешке палач не успел связать жертву, а просто уложил ее на дрова и поджег их. Но дождь лил все так же, и бревна, едва разгоревшись, сразу гасли и дымились. Тщетно Лактанс и другие каноники раздували пламя — ничто не в силах было справиться с водой, лившейся с небес.
Между тем возбуждение, царившее у колоннады, распространилось по всей площади. Возгласы Правосудия! Правосудия! повторялись и множились по мере того, как люди узнавали о том, что обнаружилось: толпа смела две баррикады, и, хотя стражники и стали стрелять из пищалей, их оттеснили к середине площади. Напрасно они направляли на народ своих коней, толпа все росла и напирала на них. Целых полчаса длилась эта борьба, и стражники все отступили к костру, который уже совсем скрылся за ними.
— Вперед, вперед, — кричал какой-то мужчина, — мы его освободим; не бейте солдат, только тесните их. Видите, господу не угодно, чтобы он умер! Костер гаснет; друзья, еще раз! Так! Повалим-ка эту лошадь. Напирайте, нажимайте!
Цепь стражников была прорвана, во многих местах сметена, народ с криком рванулся к костру; но там уже все погасло; у костра никого не было, не было даже палача. Разворачивая и разбрасывая бревна, кто-то натолкнулся на одно, еще горящее, и при его слабом свете среди кучи пепла и грязи показалась окровавленная почерневшая рука — ее уберегли от пламени огромный железный браслет и цепь. У одной из женщин хватило мужества разжать эту руку; в ней оказался крестик из слоновой кости и образок святой Магдалины.
— Вот его прах, — сказала она, плача.
— Скажите лучше: вот останки мученика, — ответил какой-то мужчина.
Глава VI СОН
Фортуны благодать — надежное ли дело?
Тот строит на песке, кто верит ей всецело.
Чем выше вознесен, тем осторожней будь.
Высокую сосну сильнее треплют бури…
РаканИзмождены жарой, увядшие сады
Колеблют на ветру безлиственные ветви,
И кажется, зима не покидала неба.
Жюль Лефевр. «Мария»В разгар перепалки, в которую ввязался Сен-Мар по своей запальчивости, он почувствовал, что кто-то твердой, как железо, рукой схватил его за локоть, протащил сквозь толпу вниз по ступенькам и толкнул за церковную ограду; только здесь разглядел он темную фигуру старика Граншана, который резко сказал ему:
— Сударь, напасть на тридцать мушкетеров в Шомонском лесу — это еще полбеды, потому что там мы находились, правда, без вашего ведома, подле вас и в случае надобности пришли бы вам на помощь, к тому же вы столкнулись в лесу с благородными людьми. А здесь — другое дело. В конце улицы вас ждут слуги и лошади; прошу вас сесть на коня и выехать из города или же отправить меня обратно к ее превосходительству, потому что я перед вашей матушкой в ответе за ваши руки и ноги, которые вы легкомысленно подвергаете большой опасности.
Сен-Мар, хотя и несколько ошеломленный столь категорической формой услужливости, все же рад был выпутаться из беды; он уже успел сообразить, сколь неприятно будет, если выяснится, кто он такой: ведь он ударил главу судебных властей и доверенного человека самого кардинала, который должен представить его королю! Он заметил также, что вокруг него собралась целая толпа каких-то висельников, среди которых ему было стыдно находиться. Поэтому он без возражений последовал за старым слугою и в конце улицы действительно нашел ожидавших его остальных троих слуг. Невзирая на дождь и ветер, он сел на коня и, опасаясь погони, помчался во весь опор; в скором времени кавалькада добралась до большой дороги.
Как только он выехал из Лудена, ему пришлось убавить шаг, так как лошади трудно было идти по песчаной дороге, сплошь в рытвинах, которые были полны воды. Дождь лил не переставая, и плащ молодого человека промок почти насквозь. Вдруг он почувствовал, что на плечи его лег какой-то более плотный плащ, — это старый камердинер подъехал к нему, чтобы по-матерински позаботиться о своем молодом хозяине.
— Ну, Граншан, теперь мы с тобой вдали от сумятицы, так скажи же, как ты там очутился? — обратился к нему Сен-Map. — Ведь я тебе наказывал остаться у аббата.
— А что ж, сударь, — ворчливо ответил старый слуга, — неужто вы думаете, что я больше послушаюсь вас, чем слушался господина маршала? Когда покойный мой хозяин приказывал мне не выходить из его палатки, а потом видел меня возле себя в орудийном дыму, он не жаловался, потому что под рукой у него оказывалась новая лошадь, если его бывала убита, и он бранил меня, только когда рассуждал спокойно. Правда, за все сорок лет службы я не видел, чтобы он делал нечто похожее на то, что вы наделали в течение двух недель, пока я нахожусь при вас. Да, — добавил он, вздыхая, — дела идут неважно, и если так -будет продолжаться, мне, видно, придется и не на такое насмотреться.