Городская площадь, запруженная каким-то иноплеменным северным народом; люди радостно кричали, но их возгласы были какими-то дикими; а вот шеренга стражи и ков, хмурых солдат — это французы.
«Пойдем со мной,— ласково произнесла Мария Гонзаго, беря его за руку.— Видишь, на мне диадема; вот твой трон, пойдем со мной».
И она увлекла его за собой, а народ все кричал.
Он шел, шел долго.
«Почему же вы такая грустная, если вы королева?»— спросил он, трепеща.
Мария была бледна, она молча улыбнулась. Она поднялась по ступенькам и взошла на трон.
«Поднимайся»,— говорила она и сильно тянула его за руку.
Но тяжелые балки рассыпались под его ногами, и он никак не мог подняться.
«Воздай благодарение любви»,— продолжала она.
И рука, обретя еще большую силу, подняла его до самого верха. В толпе раздались возгласы.
Он склонился, чтобы поцеловать эту великодушную руку, руку обожаемую… Но она оказалась рукой палача!
— Боже! — воскликнул Сен-Мар с тяжелым вздохом.
И он открыл глаза: мигающий светильник освещал убогую горницу харчевни; он снова сомкнул глаза, ибо увидел, что у его ног сидит женщина — молодая, прекрасная монахиня! Он подумал, что все еще грезит, но она крепко сжимала его руку. Он опять открыл воспалённые глаза и стал всматриваться в нее.
— Жанна де Бельфиель! Неужели это вы? У вас покрывало и волосы мокры от дождя. Что вы тут делаете, бедняжка?
— Тише, не разбуди моего Урбена; он в соседней комнате спит возле меня. Да, голова у меня мокрая, а ноги — посмотрите на них,— некогда они были такие белые! Смотри, какая на них грязь! Но я дала обет, я вымою их только у короля, когда он помилует моего Урбена. Я еду в армию, к королю; я поговорю с ним, как учил меня Грандье, и он простит его; но послушай, я выпрошу у него и твое прощение,— я ведь прочла на твоем лице, что и ты приговорен к смерти. Бедный юноша! Ты еще так молод, тебе рано умирать; у тебя такие прекрасные кудри; и все же ты приговорен,— у тебя на лбу складка, которая никогда не обманывает. Человек, которого ты ударил, убьет тебя. Ты злоупотребил крестом, и это принесет тебе несчастье; ты ударил крестом, а он у тебя на груди вместе с медальоном, где хранишь волосы. Не прячься под одеялом. Разве мои слова огорчили тебя? Или вы влюблены, молодой человек? О, не бойтесь, я не расскажу об этом вашей подруге; я безумна, но я добрая, очень добрая, а еще три дня тому назад я была красавицей. А она тоже красавица? О. как она будет рыдать в тот роковой день! Но какая она будет счастливица, если у нее еще достанет сил рыдать!
И Жанна вдруг принялась скороговоркой, заунывным голосом читать заупокойную молитву; она по-прежнему сидела на кровати и перебирала длинные четки.
Вдруг растворяется дверь; женщина обращает туда взор и исчезает.
— Что за наваждение? Кто это, сударь, служит по вас заупокойную — не то домовой, не то ангел? А вы закутались одеялом, словно саваном.
То был грубый голос Граншана; старик был так ошеломлен, что выронил стакан с лимонной водой, который держал в руках. Видя, что хозяин ничего не отвечает, он еще больше испугался и отдернул одеяло. Сен-Мар лежал весь красный, и, по-видимому, спал; но старый слуга решил, что бросившаяся в голову кровь может задушить его молодого хозяина, поэтому он схватил сосуд с холодной водой и вылил его на голову юноши. Это походное лекарство всегда оказывает решительное действие, и Сен-Мар вскочил, сразу очнувшись.
— Ах, это ты, Граншан! Какие страшные сны мне снились!
— Полноте, сударь. Сны у вас, напротив, прекрасные. Я застал кончик последнего. Вкус у вас отличный.
— Что ты мелешь, старый дурак?
— Я не дурак, сударь; глаза у меня зоркие, и что я видел, то видел. Но, конечно, если бы его превосходительство маршал был так болен, как вы, то он не стал бы…
— Вздор несешь, дорогой мой. Дай-ка пить, умираю от жажды. О боже! Что за ночь! Все эти женщины у меня еще перед глазами.
— Все женщины, сударь? А сколько же их тут?
— Я говорю о снах, болван. Что же ты стоишь как пень, вместо того чтобы подать мне пить!
— Сейчас, сейчас, сударь. Схожу за другим стаканом.
Он подошел к лестнице и крикнул вниз:
— Эй, Жермен! Этьен! Луи!
Трактирщик ответил:
— Сию минуту, сударь. Сейчас их позовут. Они мне помогали поймать полоумную.
— Какую полоумную?— спросил Сен-Map, вставая с койки.
Трактирщик вошел в комнату и, сняв с головы колпак, почтительно сказал:
— Пустяки, ваше сиятельство; какая-то дурочка забрела сюда ночью пешком, и ее положили тут, в соседней комнате, но она убежала, и мы так ее и не догнали!