— Не выйдет, просто по энергетике не выйдет. Мы уже все просчитали: лететь мне придется одной, с жизнеобеспечением на трое суток максимум: топлива очень много понадобится, и запас небольшой если у меня сразу стыковка не пройдет — а я и так на циклине полечу, ничего лишнего с собой взять уже просто не получится. Вдвоем мы просто не долетим куда надо, а если чисто женский экипаж — так я Свету Качурину максимум за полгода к полету подготовлю.
— Так у нее же двое детей!
— А вы что, думаете, что каждый, кто в корабль садится, уже смертник? Слетает, Звезду получит… и на погоны — тоже. Нос нужно утирать по-крупному!
— Старая ты вымогательница! Ладно… я программу Челомея посмотрел уже внимательно, мне она нравится. Как думаешь, осилит?
— Надеюсь. В любом случае у Королева сейчас приличных идей нет, а Янгель — у него своя работа, возможно, более важная чем все остальные. Если… когда он сделает ракету, которая донесет до супостата десять-двенадцать специзделий по паре мегатонн, то можно будет вздохнуть относительно спокойно. Но пока эта работа не выполнена, дергать его и пытаться подсунуть другие задачи совершенно неправильно. Так что пусть спокойно делает свое дело, а я — буду делать своё. Примерно до лета буду…
И в новом, тысяча девятьсот пятьдесят восьмом году Таня — как и многие миллионы остальных советских граждан — занималась своей работой. И в качестве «побочного результата» этой работы она выяснила, почему же при «путешествии» у реципиента полностью белеют волосы. То есть это был абсолютно побочный эффект при отработке выращивания «запчастей» для инвалидов непосредственно на их теле. Небольших таких «запчастей», вроде отстреленного пальца или уха. То есть, скажем, с ухом все было просто: хрящевая ткань «не помнит» исходной формы органа, основой которого она является, поэтому «форму» придавала изготовленная «по лекалам конкретного человека» пластиковая арматура — и Танина работа в основном заключалась в налаживании серийного производства требуемого пластика (который должен был полностью рассасываться года через три пребывания в человеческом организме). А вот с пальцами было несколько хуже: хотя костная ткань и была относительно «гибкой» в плане заместительной хирургии, проблемы возникали большей частью с тканью мышечной, а уж с нервной тканью все было совсем паршиво. Таня Ашфаль, вспомнив все, чему ее учили в медицинской школе, решила применить «устаревшую», но иногда еще используемую технологию направленной электрической стимуляции при выращивании нервных волокон — и определенных результатов добилась. И вот тут-то…
Оказалось, что такая стимуляция при определенных параметрах воздействия напрочь блокирует выработку каталазы клетками, подвергнувшимися такому воздействию. А так как волосяные фолликулы вырабатывают довольно много перекиси водорода, каталазой расщепляемой «на месте», волосы просто обесцвечивались в процессе роста, поскольку перекись полностью расщепляла меланины. Когда становится ясна причина явления, то исправить такое «недоразумение» оказалось очень просто. Таня попробовала (не на себе, а на «подопытных кроликах» в госпитале) и убедилась, что «лекарство» работает. А на отдельно выращиваемой «культуре» кожи собственной головы узнала, что Таня Серова в детстве была светло-русой (но до «натуральной блондинки» все же не дотягивающей).
В медицинских институтах ВНИПИ (исследовательских, не учебных) люди работали главным образом не «за деньги», а «за идею» — и работали очень хорошо. Поэтому для Тани часто работы просто не оставалось. То есть именно работы исследовательской, и она с огромным удовольствием вставала на «конвейер», где в полном соответствии с ее обещаниями инвалидам войны возвращали утраченные руки и ноги. В стране уже два десятка госпиталей этим занималось, но ведь во Владимирской области их вылечить обещала она — поэтому и обещание старалась лично исполнить. Ну, насколько сил хватало. И знаний — а обретенное в процессе работы знание помогло ей и еще одну проблему инвалидов поправить: очень многие даже молодые ребята с фронта вернулись совершенно седыми, и они очень порадовались возможности «меньше походить на стариков». Вроде и мелочь — но жизнь в основном и состоит из мелочей, а если какие-то из них можно сделать приятными…
На очередном совещании «посвященных» Сталин задал простой вопрос:
— Станислав Густавович, расскажи-ка, с цифрами на руках, что, по мнению Госплана, мы должны ставить в качестве главного приоритета. Сейчас Таня предлагает нам выделить на проекты товарища Челомея три миллиарда рублей…
— Немного.
— В этом году три миллиарда. А Лаврентий Павлович предлагает выделить в следующие четыре года уже двенадцать миллиардов на строительство атомных электростанций. То есть по три миллиарда в год.
— Я внимательно пересчитал выкладки Владимира Николаевича, и пришел к выводу, что он в своих подсчетах сильно ошибся.
— Ясно…
— А вот не ясно. Он посчитал, что его проект постоянных космических боевых станций даст стране до полумиллиарда экономии в год, при том, что на поддержание их работы ежегодно потребуется — это уже мне Таня сказала — около двухсот миллионов. И затраты на строительство таких станций он вообще не учитывал. Но по моим расчетам такая станция только на топливе для океанического флота даст столько: с орбиты очень удобно управлять движением судов в обход штормов и прочих циклонов. Еще до ста миллионов мы сможем получить благодаря раннему обнаружению лесных пожаров, а еще Таня сказала, что с орбиты можно находить в океане косяки рыбы. Я по этой части лишь очень приблизительно прикинул, но выходит, что мы еще и на рыбе порядка миллиарда в год от станции прибыли получим. А полмиллиарда, которые он считал по военной тематике, я даже и рассматривать не стал, поскольку не специалист.
— То есть Челомею деньги даем, а Лаврентию Павловичу…
— А ему тоже даем, причем, думаю, мы еще ежегодно финансирование ядерной программы и увеличивать будем.
— А средства откуда на это брать?
— Придется изыскать. Таня собирается буржуям очень дорогой препарат продавать, возвращает седым людям юношеский цвет и блеск волос. Говорит, что производство копеечное, а за коробку препарата она хочет с буржуев по пятьдесят долларов брать.
— Хотеть-то можно много…
— Она честно на коробке пишет: «возвращает молодость волосам», а что сами буржуи по этому поводу думают… о том, что у нас старики умирать перестали, на Западе уже в курсе. По моим прикидкам, миллион коробок в год она только в США за год продавать сможет.
— Ну хорошо, процентов пять потребностей одного Владимира Николаевича…
— У нее намечены поставки и омолаживающего крема для кожи, еще какой-то ерунды. Но это, конечно, мелочь, основные средства в валюте мы с промышленной продукции получим. Трактора наши в Южной Америке неплохо продаются, в Индии — а это и каучук, и текстиль, и кофе с какао — и уже советские граждане понесут больше рублей в магазины. А выручка из Франции и Италии. Скандинавии, где наши малые электростанции неплохо идут — это станки и металлы. Ну и собственное производство со счетов всяко сбрасывать не стоит — а без ядерных электростанций нас ждут очень плохие времена. Так что придется и на них средства изыскать.
— У нас столько ГЭС сейчас строится, разве без атомных станций мы пока не проживем? То есть строить их, конечно, нужно, но, возможно, если так не спешить…
— Придется поспешить, — негромко высказал свое мнение Берия, — причем, пожалуй, даже сильнее, чем когда мы бомбу делали.
— Поясни.
— У нас, — вместо Берии ответил Струмилин, — возникла очень нехорошая ситуация. Поверили якобы ученым балаболам — и получили практически катастрофу. Пока ее не очень видно, но с каждым днем ситуация ухудшается.
— Это ты о чем?
— Я про Большой Туркменский канал. Все речи торжественные кричать мастера были, а проблемы под ковер заметали. В общем, на так называемых орошаемых территориях ударными темпами идет засоление почв. Раньше там была просто пустыня, а лет через десять будет голый солончак. Чтобы хоть что-то там росло, местные крестьяне тратят девяносто процентов воды на промывку почвы, то есть реальной пользы от канала процентов десять, даже меньше. Много меньше, ведь четверть воды просто в песок уходит. То есть проект оказался полным провалом, но хуже другое: из-за высыхания Арала климат вокруг меняется, в Каракалпакии уже соляные бури случаются там, где ветром соль с пересохшего дна сдувает, медики сообщают, что уровень заболеваний разных больше чем вдвое вырос.