Подготовка космонавтов началась в декабре пятьдесят шестого — и все они поначалу вообще не понимали, к чему их, собственно, готовят. Потому что подготовка сводилась к поеданию всякого исключительно невкусного, различным спортивным занятиям в очень высокими нагрузками, а так же к ежедневным медицинским обследованиям. Но когда в январе пятьдесят седьмого их привезли в Лосино-Петровский и показали корабль, который им предстоит пилотировать, все вопросы отпали. Ну а питание противное — так «медицина лучше знает, чем космонавтам кормиться необходимо».
Правда к тренеру у них отношение было не самым лучшим — но оно и понятно, Таня периодически всех их пинала, а на любые жалобы хотя бы Каманину они получали простой ответ:
— Татьяна Васильевна лучше знает, через что вам знания в голову вкладывать.
Поэтому до апреля в отряде Таню называли исключительно «мучительницей», а в отсутствие Марины термины использовались даже более жесткие. Но в апреле отношение к ней резко поменялось.
Случайно поменялось: Таня решила, что настала пора показать будущим космонавтам, что им предстоит испытать на самом деле. Собрала весь отряд, посадила в самолет… Когда все расселись по креслам салона, в самолет вошла Светлана Качурина и поинтересовалась у Каманина:
— Николай Петрович, в правом кресле не хотите сегодня стариной тряхнуть?
— Ну уж нет, Светочка, лететь в правом кресле у Феи мне здоровья не хватит. Стар я уже для таких аттракционов. Так что давай уж сама.
— Ну, как хотите. А меня Фея наказала, так что я сегодня тоже с вами, — и с этими словами полковник Качурина тоже плюхнулась в пассажирское кресло.
— А за что? — поинтересовался Каманин.
— Я в прошлый раз пошутила неудачно, сказала, что в правое кресло нужно бойцов, убежавших с поля боя сажать, пусть, мол, узнают, что такое на самом деле страшно. Она меня на один полет и отстранила, вредина. Ну и ладно, пусть одна теперь летит…
— Товарищ полковник, а нарушать порядок выполнения полетов…
— Это вы ей скажите! Если, конечно, не побоитесь…
Когда в самолет вошла Таня, Каманин доказал, что он ее не боится:
— Татьяна Васильевна, а вы знаете, что выполнять полеты с неполным экипажем запрещено?
— Знаю, — ответила она и, не произнеся больше ни слова, прошла в кабину. А спустя минуту в салон вошел Лаврентий Павлович и, осмотрев сидящих, поинтересовался у Каманина:
— Вы что, с ума сошли: весь отряд в одном самолете?
— Это не я это Татьяна Васильевна так решила.
— Вот ведь зараза! Ну ладно…
— А вы сами, — не удержался Николай Петрович — не боитесь с ней лететь?
— Я же сказал «ладно». — И, нажав кнопку над креслом, громко спросил: — Фея, мы на пуск успеваем?
— Лечу уже… Сейчас только восемь, пуск на тринадцать часов назначен, даже пообедать успеем. Всем пристегнуть ремни, взлетаем!
Володя Комаров тихо спросил у сидящего рядом Юры Гагарина:
— А ты знал, что мучительница, оказывается, еще и летчик?
Гагарин отрицательно покачал головой, но вопрос услышал Николай Петрович:
— Она не просто летчик, а еще вроде как числится летчиком-испытателем у Мясищева.
А Лаврентий Павлович добавил:
— И, между прочим, товарищ Серова свою первую звезду Героя Советского Союза в небе и заработала. Только… если кто-то по глу… наивности у нее поинтересуется, за что конкретно, то из отряда вылетит быстрее собственного визга. Если до того Татьяна Васильевна такого любопытного не запинает.
Пуск ракеты с кораблем на всех будущих космонавтов произвел неизгладимое впечатление. Правда корабли запускали в совершенно беспилотном варианте: хотя Таня и говорила, что уже в апреле можно и людей в космос пускать, но пока это дело решили отложить: полной уверенности в том, что автоматика отработает как положено, ни у кого не было. Так что десятого апреля в космос полетел корабли совершенно пустой, а двенадцатого мая второй корабль поднял на орбиту двух собак, которых подготовили в новеньком институте медико-биологических проблем. Таня к этому институту вообще никакого отношения не имела, да и создали его «для отвода глаз» иностранным разведкам…
Второй пуск «с собачками» был произведен в самом начале июля, в конце августа — третий. Шестого сентября на орбиту поднялся снова «пустой» корабль — по распоряжению Иосифа Виссарионовича был выполнен «зачетный» полет для полной проверки автоматики…
Но это осенью было, а за лето тоже много чего интересного случилось. Например, в конце июня Бещеву Борису Павловичу было присвоено звание Героя социалистического труда — за то, что все железные дороги были переведены на напряжение в двадцать пять киловольт. То есть, понятное дело, дороги электрифицированные, но и их стало много больше. Например, Транссиб был обеспечен электрической тягой до самого Иркутска. А там скоро должно было появиться электричества в избытке: первый агрегат на Братской ГЭС планировали пустить уже к концу года.
А на верхнекатунской ГЭС летом уже два агрегата стали выдавать энергию — и это электричество очень помогло качать воду из Каменского водохранилища в Кулундинскую степь. Каменское водохранилище тоже построили, просто небольшое — плотина воду поднимала всего на пять метров. Зато воду качать стало проще: и воду высоко поднимать не нужно, и сотня мегаватт электричества для насосов тут же и вырабатывается. Мало, конечно — но не затапливается огромная территория, на которой очень даже много чего вкусного вырастить можно.
Строительство всего шло очень быстрыми темпами — в первую очередь потому, что люди на стройках работали в основном по двенадцать часов. Добровольно работали, потому что лишние деньги никому особо не мешали, а за деньги стало возможно очень много чего хорошего купить. Те же автомобили или мотоциклы в списках «хорошего» находились где-то в нижней части списка, а вот холодильники или стиральные машины этот список возглавляли.
После довольно долгих обсуждений опустевшие корпуса МЗМА были большей частью переданы новенькому Московскому заводу бытовых холодильников, который только за лето пятьдесят седьмого их успел выпустить почти сто тысяч. На завод было передано производство холодильников с ЗиСа, так что инженерам, так же переведенным с ЗиСа, не пришлось «выдумывать велосипед». Почти не пришлось, все же и тут Таня слегка холодильщикам «жизнь подпортила»: вместо теплоизоляции из стекловаты она предложила использовать пенополиуретан. На первое время такая замена особых проблем не принесла, просто толстые стенки холодильника стали «наполовину пустыми» — но Иосиф Виссарионович, с «новинкой» ознакомившийся, «мягко посоветовал» делать продукцию более соответствующую современным возможностям, и заводское КБ срочно принялось разрабатывать новую версию «бытового прибора». Дело в принципе не очень сложное, но поменять кучу дорогущих пресс-форм для корпусных деталей было все же не очень просто…
С другой стороны, на московские холодильники спрос был не очень и высок, народ в основном старался купить маленькие холодильники саратовского производства. Все же тысяча сто рублей — это гораздо меньше двух с половиной тысяч, а люди пока еще не очень привыкли хранить еду в холодильниках, так что большинству и сто «саратовских» литров хватало. Тем более что и электричества «Саратов» жрал гораздо меньше…
Эти холодильники были плодом творчества инженера Сергея Михайловича Камишкирцева, ставшего директором нового московского завода. Но разработкой аппаратов занимался в СССР целых два института: всесоюзный ВНИХИ и сугубо ленинградский ЛТИХП. Правда, последний в основном работал над промышленными холодильниками, но и в «бытовуху» очень старался влезть. Однако после того, как ленинградцы «разработали перспективный теплоизоляционный материал Рогозит» из рогозьего пуха, ленинградский институт просто разогнали: Лаврентий Павлович решил, что и без них найдутся люди, умеющие выбрасывать на ветер государственные деньги…